Малюта Скуратов. Вельможный кат

— Напрасно ты, пресветлый государь, с князем Андреем возишься. Он Сильвестров доброхот. А коли Сильвестров, то не твой. Он с тобой мало в чем согласен. С Алешкой — не разлей вода! Как это понимать? Рыба гниет с головы. Когда в голове каша, то на столе параша. Зачем Курбскому стяг твой, освященный столькими победами, вручать? Не сегодня сдаст тебя Литве, так завтра. В ковы их да по монастырям! Сердце у тебя как из воска, пресветлый государь. Вели Малюте взять изменников — не промахнешься.

Речи Басманова нравились Иоанну. Алексей Данилович — опытный воевода, его стрельцы любят. Но рука на Сильвестра с Адашевым у царя пока не поднималась. Много часов он с ними рядом провел, уперев глаза в глаза, иногда и сердечной тоской делился. Казнить или убрать подальше недолго, но Алешка очень к себе привязал и не охотник до чужого. Воров и хабарников ниже всех царь ставил. Когда воевод назначал, прежде интересовался детально: не хапуга ли? А после в прочих способностях административных и военных разбирался.

— Не хотел Алешка воевать Ливонию — так ты туда его, пресветлый государь, и отправь. Пусть свое искусство там показывает. При нем беспорядка в приказах больше, чем при светлой памяти батюшке твоем. Дьяки-лихоимцы бесчинствуют, помогают вотчину делить да распродавать. Государевой собственностью торгуют безбожно. Так тебя по миру пустят, — настаивал на отставке теряющего власть Адашева Басманов. — Когда Сильвестр в Кириллов монастырь подался, в Москве веселее пошло, привольнее, народ заулыбался, хвалы тебе больше, государь пресветлый!

Словом, Басманов если не завладел полностью Иоанном, то крепко взнуздал царя, умелой рукой направляя его действия. И впрямь взгрустнувший было народ на московских улочках будто оживился. Боярские дети да дворяне легче на службу шли. И Иоанн нежданно-негаданно ощутил облегчение: никто против и слова не молвит. Оказывается, ему, кроме Басманова, Вяземского и Малюты, ни соратники, ни фавориты не нужны. Кивнул стрелецкому голове Малюте Скуратову — и готово дело! Сильвестровых врагов возвратил царь из ссылки — Ивана Висковатова с Никитой Фуниковым. Уж не хуже Алешки они в приказных хитросплетениях смыслят.

Женитьба на кабардинской княжне, нареченной Марией при крещении, жизнь ему упорядочила. У царя дом — все государство, но в том государстве еще один маленький дом есть — семья да изба в Кремле. Если бы он Алешку Адашева с толпой советников не разослал по городам и весям, то с черкешенкой слюбиться ему бы не позволили. Принуждали бы искать супругу за границей — в Польше или Швеции, чтобы родичи к престолу не пробивались и не мешали бы ловкачам делишки обделывать да придворные чины получать. Иоанн своими извилистыми думами откровенно делился, обращаясь чаще к Малюте:

— С Алексеем Даниловичем просто. Ни в чем с ним раздора нет. Верю ему — сколько раз он доказывал свою преданность на поле брани. И его Федору верю. И тебе, Григорий. И Грязным. Жил с Анастасией — тоски не чуял. Один остался — оглянулся и только сейчас понял, какую удавку на меня они накинули.

Они — это Адашев с Сильвестром.

— Вины их исчислить надо, — упорно твердил Басманов, когда и Адашев в Ливонию убрался. — Старицкого они выше тебя помещали. Умен, дескать, и к народу добр. Судить их надо!

— Если судить — обороту назад не будет, — поддерживал Басманова Малюта. — А ты, пресветлый государь, к жалости склонен. Митрополит Макарий вчера после всенощной с архимандритом Левкием поспорил. Как их, мол, судить, когда ни того ни другого здесь нет. Велел бы ты мне, пресветлый государь, взять Алешку в застенок и не морочиться по-пустому. Алешка именем твоим много бед натворил, а как ты от него отвернулся — общипанный петух, и не более. Воеводе Хилкову пятки лижет. Ты, пресветлый государь, послушай меня, раба твоего. Я лишнего не скажу и напраслины тоже. А измена зреет. Недаром князь Курбский Алешкиного брата к себе в помощники взял. Тесть его — Петька Туров — с князем дружбу водит. Вот тебе и целое гнездо! И все против тебя, пресветлый государь! Измена в твой дом заползла и клубком свернулась.

— Малюта издали врагов чует, — поддакивал своему выдвиженцу Басманов. — Он и без дыбы все их вины наружу вытянул. И тот же у бояр расклад, что и в дни, когда Бог уберег тебя от болезни. А какое непотребное про нас изрыгают? Попомнишь мое слово, пресветлый государь, рано или поздно они Литву с Польшей сюда призовут и кровь русскую, как воду, начнут лить и не скоро остановятся.

— Кто — они? — вздернул брови Иоанн. — Кто они? Неужто Адашев?

— Может, и Адашев, — сказал Малюта.

— А уж Курбский — точно, — мрачно бросил Басманов. — Не держал бы ты его под носом у недругов твоих. Он и здесь духом шляхетским пропитался. Изгнание протопопа он, пресветлый государь, тебе, не простит.

— Чего же ему недостает? — спросил Иоанн.

— Он русской жизнью жить не хочет, — объяснил, усмехаясь, Басманов. — Ты в избу к нему взойди, может, что и откроется тебе, пресветлый государь!

— Все у немчинов куплено, — подтвердил Малюта. — Венецианцы разные предметы везут.