Mallowsweet (ЛП)

Чарли заканчивает школу.

В промежутке, после окончания школы, её отпускают, но перед тем, как он уедет в Румынию, она подолгу гуляет с ним по Норе. Через сад, через ручей, через поля. Они говорят о полёте, машине их отца, драконах Чарли.

Когда он стоит с ней в поле, повернув лицо к солнцу, она видит своего отца в своём брате. Они оба так влюблены в эти опасные штуки, которые могут летать.

А я? — думает Харпер, и она задаётся вопросом.

(Огонь будет парить вечно, если вы будете мечтать достаточно усердно, верно?)

========== Часть 5 ==========

XXXVI.

Тощий ребёнок в стоптанных ботинках и с ежевичной копной кудрей, держащий в руках белоснежную сову и сундук, отчаянно озирающийся по сторонам.

— Для начала, верно? Ты должен пробежать, — говорит она, подходя к нему и улыбаясь озадаченному выражению его лица. — Давай. Пока, мам!

Она врезается тележкой в стену и возвращается в знакомый мир красного металла, чёрного дыма и слезливых прощаний.

XXXVII.

Это начинается в Самайн.

Завеса между мирами тоньше, и Харпер чувствует, что она задыхается. Осень всегда болела сильнее, чем любое другое время года.

Гермиона Грейнджер плачет в женском туалете.

Рон подходит к Харпер, Гарри плетётся позади, чтобы рассказать ей. Она уже подумывает сказать им, чтобы они оставались здесь, пока она идёт, но они очень упрямы, поэтому она придерживает язык и палочку, и ведёт их вниз, на нижние уровни замка.

Тролль сам по себе — гора, и он безрассудно разбивает раковины. Гермиона съёживается в углу, по щиколотку в воде, нога пронизана осколками керамики, кровоточит. Рон и Гарри бегут к ней, а Харпер бросает жалящее проклятие в тролля.

Он поворачивается к ней.

Из её палочки льётся белый огонь — не дьявольский огонь, нет, но переливающееся пламя, которое они с Хейзел нашли в прошлом году в каком-то настолько древнем тексте, что он чуть не рассыпался у них в руках. Тролль кричит. Он кричит и издаёт ужасный звук, от которого стучат кости и трясутся зубы, а затем падает на пол.

Шум в дверях заставляет её обернуться. Профессора там, Гарри и Рон помогают Гермионе встать, все с широко раскрытыми глазами.

Но Квиррелл смотрит на неё с чем-то другим, его карие глаза мерцают красным в свете фонаря.

XXXVIII.

Он наблюдает за ней с таким острым взглядом, с каким хищник смотрит на другого хищника. Оценивающий. Расчётливый.

Её руки дрожат, и они не останавливаются.

Давай, — хочет она сказать. — Сделайте решительный шаг. Вода прямо здесь. Я вижу, как ты страдаешь, находясь на другом конце комнаты.

XXXIX.

Это её год СОВ. Это мало что значит для неё, учитывая очень высокую вероятность того, что она умрёт до того, как сможет должным образом окончить школу, но Хейзел принуждает её к учебе. Между акрами домашних заданий, которые назначают профессора, и попытками завершить свои планы на следующий год, всё, что она может сделать, это не заснуть на ногах.

Им по пятнадцать лет, и они планируют убийство Тёмного Лорда, которого остальной мир считает давно похороненным.

В свободные моменты, свободные мгновение, когда мир, кажется, останавливается ровно на столько, чтобы они могли перевести дыхание, они сидят на берегу озера.

Харпер зарывается пятками в траву, и да, это похоже на то, что целые жизни печали давят на её сердце, но это также похоже на пение птиц, жимолость, смех, исцеление.

ХL.

— Харп, — говорит Рон. Она свернулась калачиком в кресле в общей комнате, пытаясь разобрать новый рунический массив, разработанный Хейзел. — Ты знаешь, кто такой Николас Фламель?

Она поднимает глаза. Он, Гарри и Гермиона стоят там, ёрзая. Она опускает свою палочку.

— Николас Фламель — всемирно известный алхимик и единственный известный создатель Философского камня, — говорит она и поворачивает голову обратно к массиву.

XLI.

Она сидит у кровати своего брата в больничном крыле с перевязанной головой.

— Камень, — говорит он, когда просыпается, и она шикает на него.

— В безопасности, — говорит она. — Цирцея, Рон, почему ты так убежал, ты хоть представляешь… — как я была напугана, как я была напугана, и, может быть, это должно было случиться, но я всё ещё боялась…

Его рука находит её. Они снова маленькие, пяти и десяти лет, свернувшиеся калачиком под её одеялами во время грозы.

Она закрывает глаза, и белая королева стоит над ним, скорчившимся на холодной шахматной доске, одиннадцатилетним.

Если её хватка на его руке усиливается, он не говорит ни слова.

XLII.

Гриффиндор выигрывает Кубок Факультета.

XLIII.

Седьмого июля она рано уходит с работы и садится на автобус Рыцарь до Литтл-Хэнглтона.

Даже не зная того, что она знает, в этом городе есть что-то жуткое. Что-то, что взывает к ней и пугает её в равной степени. Все здания выглядят так, будто хотят проглотить ее целиком.

Мрачная хижина с прибитой к двери мёртвой змеей ничем не отличается.

Она чувствует крестраж, прежде чем видит его. Глубокое, волнующее чувство страха, неправильности перед потоком мягкого света, похожего на Империус, говорящий ей подойти ближе, поднять его, подойти ближе.