МАЛОЕ ПРЕКРАСНО Экономика, в которой люди имеют значение

Бесполезно пытаться ответить на такого рода вопросы с помощью научных методов. Это вопросы метафизики, а не точной науки. Уравнивать «автомобиль» и «животное» исходя из их полезности и не осознавать при этом наиболее основополагающего различия между ними, различия в «уровнях бытия» — метафизическое заблуждение, способное привести к тяжелейшим последствиям на практике. В наш век неверия мы с самодовольным презрением смотрим на священные формулы, с помощью которых религия помогала нашим предшественникам осознать значение метафизических истин. «И взял Господь Бог человека, [которого создал,] и поселил его в саду Едемском» — не для праздности, а для того «чтобы возделывать его и хранить его». И, кроме того, Он дал человеку владычество «над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всею землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле». Когда Он создал «зверей земных по роду их, и скот по роду его, и всех гадов земных по роду их», то увидел, что это «хорошо». Но когда Он увидел все, что Он создал, всю биосферу, как мы сказали бы сегодня, то заметил, что это было «очень хорошо»[49]. Человеку, высшему из его созданий, было дано «владычество», а не право тиранить, разрушать и уничтожать. Бесполезно говорить о человеческом достоинстве, не принимая этого noblesse oblige. Всегда и во всех традициях для человека считалось ужасным и бесконечно опасным ставить себя в преступное отношение к животным, в особенности к издавна одомашненным. Ни в нашей истории, ни в чьей-либо еще, не было мудрецов или святых, которые были бы жестокими с животными или не видели в них ничего, кроме полезности. Зато бесчисленны истории и легенды, в которых святость, так же как и счастье, связывается с сердечной добротой к низшим созданиям.

Интересно заметить, что от имени науки современному человеку говорят, что он в действительности — не кто иной, как обезьяна без шерсти или даже случайное сцепление атомов. «Теперь, — говорит профессор Джошуа Ледерберг, — мы можем дать определение человека. По крайней мере, с точки зрения генотипа, он — шесть футов особой молекулярной последовательности атомов углерода, водорода, кислорода, азота и фосфора»[50]. Будучи столь «скромного» мнения о самом себе, еще «скромнее» современный человек думает о служащих его нуждам животных и относится к ним, как если бы они были машинами. Другие, менее искушенные люди (а может, менее развращенные?) выказывают иное отношение. X. Филдинг Холл, находясь в Бирме, сообщал:

Для него [бирманца] люди — это люди, животные — это животные, и люди стоят намного выше животных. Но из этого он не делает вывода, что превосходство человека разрешает ему убивать животных или дурно с ними обращаться. Все как раз наоборот. Именно потому, что человек стоит настолько выше животного, он может и должен проявлять по отношению к животным величайшую заботу, испытывать к ним величайшее сострадание и делать им добро всеми возможными способами. Девиз бирманца: noblesse oblige. Если ему и неведомы эти слова, то ведом их смысл[51].

В Книге притчей Соломоновых мы читаем, что праведный печется и о жизни скота своего, сердце же нечестивых жестоко. Святой Фома Аквинский писал: «Очевидно, что если человек изъявляет сострадательную приязнь к животным, то он тем более предрасположен испытывать сострадание к другим людям». Никто не спрашивал, могли ли люди позволить себе жить согласно этим убеждениям. На уровне ценностей, целей-самих-по-себе, не существует такого вопроса — можно ли их «себе позволить»?

То, что можно сказать применительно к населяющим землю животным, можно равным образом — без намека на сентиментальность — сказать и применительно к самой земле. Хотя невежество и алчность вновь и вновь подрывали плодородие почвы до такой степени, что это приводило к краху целых цивилизаций, не существовало ни одного традиционного учения, в котором не осознавались бы метафизическая ценность и значение «щедрой земли». И там, где с этими учениями считались, целостным и здоровым становилось не только сельское хозяйство, но и все прочие элементы цивилизации. И наоборот, там, где люди воображали, что не могут «позволить себе» работать в сотрудничестве с природой, а не против нее, результатом становилась болезненность почвы, которая неизменно передавалась всем остальным элементам цивилизации.