Малороссийская проза

Гаркуша. Полагающийся на разум свой заблуждается. Я жестоко ошибся, и тем прискорбнее, что умом своим введен в эти ошибки. Что науки, что ум наш без истинного света рассудка! Гордость, самонадеяние… оттого и все зло. Горько сердцу моему! Много пало на него, но не могу и не имею времени высказать всего. Надобно спешно действовать. Я собрал сюда всех детей, приказал свезти, что приобретено нами. Деньгами одели всех и отпусти с миром, кто куда желает. Тяжко мне с ними прощаться; благословляю их и… не забуду их усердия. Впрочем, когда прослышат о действиях моих где, могут отыскать меня. У меня им всегда и везде дело будет. Не оставлю их никогда. Уплати всем семействам, получающим от нас пособия, за год вперед и, смотря кому по нужде, и более; остается на твое распоряжение. Прочее же все наше имущество, уложив в чумацкие фуры, насыпать солью. Ты, жидок, Товпыга, Липник и Стягайло в виде чумаков везите эту соль в Киев. Я встречу вас там. Там скажу о намерении своем, которое теперь обдумываю. Распорядись сам, чтобы ко мне ничто не доходило. Я зайду от вас далеко, пока придумаю что. Завтра в эту пору чтобы никого уже здесь не было. При мне остается Лавренко и хлопчик Горобец; довольно для меня. Иди.

Довбня. Твоя воля, батьку; как приказал, все будет исполнено. Только позволь мне избавиться от жидка и отпустить его с прочими. Дай на место его другого.

Гаркуша. Странное дело, почему из вас никто не любит его, когда я вижу в нем много усердия, расторопности и готовности в самой малости служить мне и исполнить волю мою?

Довбня. Все так, батьку, но он – сказано – жид. Чисты ли его усердие и верность? Зачем же по временам отлучается от нас на несколько дней?

Гаркуша. Известно, жид. У него суббота и другие праздники. Надобно их провести с своими.

Довбня. В других же местах бывает, так ему и суббота нипочем, наряду с нами гуляет.

Гаркуша. Я за него порукою. Я оставил бы его и при себе, но все лучше, как в небольшом вашем числе будут все расторопные и верные. Всякий случай может вам встретиться, а жид на выдумки и увертки хитр. Не забудь, что в руках ваших будет все, собранное нами и так необходимое для будущих планов моих. При мне остается только незначительная сумма на всякий непредвидимый случай, потому вам в дороге надобно быть крепко осторожными. Надеюсь, что не забудешь уложить в фуры ружья и прочее необходимое на случай крайности. Иди, собирайся; в Киеве только увидимся.

Довбня, поцеловав руку своего начальника, пошел распоряжаться по его велению, а Гаркуша быстро удалялся в лес… но потом тихо пробрался к табору и из-за кустов смотрел на действия Довбни. Всякий из шайки, получив от него деньги, посылал заочно Гаркуше благодарения и, съев горсть земли, клялся отыскать «милостивого батька» и служить ему с прежним усердием.

Из-за кустов смотрел на все это Гаркуша и рыдал горько.

Пять дней прошли после отправления Довбни с фурами. В продолжение этого времени Гаркуша все был мрачен и ходил по лесу. Изредка подходил к тому месту, где кочевала его шайка; останавливался там, думал, тосковал, утирал глаза от слез и опять скрывался в чащу леса.

На шестой день пришел к оставшейся при нем малочисленной прислуге. Один из отпущенных ни за что не хотел оставить Гаркушу, и сколько тот ни отсылал его, сердился на него, грозил даже ему, но он упадет перед ним и просит: «Убей меня, батьку, а волею не пойду!» И так против воли Гаркуши он остался при нем.

Гаркуша, пообедав приготовленного ему Горобцом, сидел задумавшись, как вдруг из-за кустов въехал на добром, но измученном коне Товпыга с подвязанною рукою и перевязанною головой.

– Все пропало, батьку! – вскричал Товпыга, проворно вставая с коня.

Гаркуша. Как?.. Что хочешь сказать?