Уж не знаю, как у меня получилось спрятать таблетку за щеку и не проглотить, запивая ее водой. Как только мама отвернулась к буфету, я незаметно выплюнула таблетку. Она выскользнула из руки и беззвучно упала на стол.
— Нет тут никакого сахара, зато вот, конфеты какие-то у Валентины есть…
Мама уже поворачивалась, а я все никак не могла незаметно взять со столешницы таблетку. Вот подхватила, но тут она снова выскользнула и упала в чашку с маминым чаем. Она пьет ройбуш. Без всяких фруктовых добавок и без сахара.
Я закусила простенькую карамельку (ужас до чего кислая, скулы тут же свело), исподтишка подглядывая за мамой.
Вот она сделала из чашки глоток, потом другой. На миг я испугалась — что я делаю? Зачем я подсунула ей неизвестно какую таблетку? А вдруг ей станет плохо?
С другой стороны, я-то их принимаю. И ничего, кроме сонливости, не испытываю. Так и с ней ничего не случится.
После ужина я мыла посуду, поглядывая на часы. Время неумолимо бежало к девяти. Пора.
Очень тихо я подкралась к маминой двери и открыла ее, стараясь не скрипеть. Телевизор работал без звука, а мама спокойно спала прямо в одежде. Я выключила телевизор и укрыла ее пледом, при этом едва успела подхватить выпавший из ее руки телефон. Мама писала сообщение, и тут ее настиг сон.
Телефон включился сам собой, он работал без пароля.
Конечно, нехорошо читать чужие письма, но я вспомнила мамино странное поведение. И эта ненависть в глазах, а потом страх… я должна понять, в чем дело!
Ага. Вот они, последние…
«Надо поговорить, — писала мама, — это срочно».
И ответ:
«Завтра я не могу, вечер у меня занят».
Снова мамино:
«Это очень важно! Не терпит отлагательств!»
«Ну хорошо, тогда утром перед работой».
«На нашем месте?»
Я посмотрела на того, с кем мама переписывалась, в контактах он был обозначен одной буквой В. Вот как, стало быть, все секретно. Но почему? Мы с мамой живем вдвоем, и она прекрасно знает, что я не читаю чужие письма.
При этой мысли в самой глубине души шевельнулся стыд — как раз сейчас я этим и занимаюсь. Но я придушила чувство стыда в зародыше, потому что решила узнать, кто же такой этот В, которого мама так тщательно скрывает от меня. Потому что мне очень не понравились ужас и ненависть в ее глазах.
Итак, мама заснула буквально на полуслове, не успев написать ответ. Интересно, где это — на нашем месте? И я рискнула ответить сама.
«Да, в кафе».
Ведь я видела маму в торговом центре, так что вполне вероятно, что и в этот раз они встречаются в том же кафе. Я ждала недоуменного вопроса — какое еще кафе, ты о чем вообще? Но мне пришел симпатичный смайлик, стало быть, все в порядке.
Мама шевельнулась во сне и что-то пробормотала. Я бросила телефон и скакнула к двери испуганной антилопой.
Время поджимало, я едва успею на встречу. Я натянула темные джинсы и серую флиску с капюшоном, чтобы быть как можно незаметнее, и ушла, постаравшись не хлопнуть входной дверью.
Без четверти девять я подходила к Михайловскому замку. Было еще светло, но на город постепенно опускались розоватые полупрозрачные сумерки, какие бывают летом в нашем городе. Я обошла замок и приблизилась к боковому фасаду.
Действительно, возле стены замка стояла полосатая черно-белая будка, в каких до революции стояли часовые.
Я подошла к этой будке… и попятилась: в будке стоял рослый усатый солдат в гвардейском мундире.
Ну, дает Леокадия Львовна! Говорила, что здесь никого не будет, а тут часовой… правда, часовой какой-то странный. Ненатуральный какой-то.
Я пригляделась к нему.
Он стоял, глядя прямо перед собой, не моргая. На меня он даже не покосился… да он даже не дышал!
Я едва не рассмеялась: я приняла за часового очередную восковую фигуру, которую поставили возле замка для воссоздания исторического колорита. Ну, этой иллюзии, конечно, помогли волшебные петербургские сумерки…
Тут из-за будки часового выглянула Леокадия Львовна и поманила меня.
Я подошла к ней, косясь на воскового солдата, и проговорила:
— Можете представить, я приняла его за живого человека!
— Тс-с! — Леокадия прижала палец к губам. — Говорите тише, здесь ведь и правда у стен есть уши!
Я пожала плечами.
Тише так тише… У старушки явная паранойя, но не будем на этом зацикливаться.
Тут Леокадия Львовна отступила от стены и показала мне на что-то у себя над головой:
— Вы это видите?
Я запрокинула голову и проследила за ее взглядом.
И ничего не увидела, кроме стены розовато-персикового оттенка. Ну, из этой стены еще выступали какие-то темные шпенечки.
— Что я должна увидеть?
— На этом месте была раньше сделана надпись. Фрагмент из священного писания. Вы видите, сейчас от нее остались только крепления. Но я расскажу вам об этой надписи позднее, сейчас нам пора идти, если мы хотим успеть вовремя…
Она с неожиданной для своего возраста ловкостью юркнула за будку часового, и оттуда до меня донесся шепот:
— Идите же за мной!