Малые Боги. Истории о нежити

Лишь одна скамеечка выбивается из общего ряда. Три старушки, занявшие эти сиденья, кажутся слишком древними, чтобы гулять с внуками. Наверняка их внуки давно выросли, играют в другие игры и разве что правнуков бабушкам покуда не подарили. Таким старушонкам сидеть бы около парадной, а не занимать родительские места. Но они приходят каждый день, и никто их отсюда не гонит.

Посередине сидит низенькая, полная старушка с круглым улыбчатым лицом. Седые волосы собраны на затылке в учительскую кичку. Движения ее неторопливы, речь размеренна. Всякий скажет, что бабушка преподавала в младших классах и помнит по именам всех своих учеников, особенно неслухов. По сторонам от учителки сидят две высокие худые дамы со строгим выражением лиц. Волосы одной выкрашены в особый голубоватый цвет, что встречается только у старух. Последняя вовсе не отличается особыми приметами.

Никто не знает, о чем разговаривают бабки возле парадной, – это великая старушечья тайна. А те, что пристроились на детской площадке, беседуют о внуках: своих, что давно выросли, или чужих, взрослых и маленьких… Впрочем, внуки, как чекисты, чужими не бывают.

– Младшенький из моих с армии пришел и в МЧС определился, пожарным. Я так переживала, боялась, что он на сверхурочную останется…

– Чем тебя армия не устраивала? Дело не хуже любого. За парня бояться тебе нечего, подстрахуешь, ежели что.

– Жестокости в нем было много, вот я и боялась рецидива. А подстраховывать взрослого парня… Не занималась таким и заниматься не стану. К тому же годы мои не те. Мне на пенсию давно пора. – Бабулька приподнялась и ловко отфутболила подкатившийся к ее ногам мячик. Владелец мяча перехватил пас и погнал мяч дальше, без особой, впрочем, цели.

– Мамаша, небось, думает, что сынуля станет футболистом, новым Марадоной, – произнесла одна из старух. – Будет по миру разъезжать, перебегать из одной команды в другую за миллион долларов.

– А кем он на деле станет? – спросила старушка с голубыми волосами.

– Бог его знает, – низенькая бабулька пожала плечами и сплюнула через правое плечо. – Вырастет, кем-нибудь станет. Но миллионов ему не видать. Зато вон где будущий футболист. Золотая медаль на чемпионате страны.

– Ты никак сдурела, подруга. Это же девочка.

– Я в норме. А вот ты, милая, от жизни отстала. Теперь девки и в футбол гоняют, и штанги тягают, и боксом друг дружке физиономии чистят. Тьфу, глаза бы не глядели.

– Сурова ты, мать. А сама-то какова?

– Мне можно. И потом, я на себя не гляжу. Как я это сделаю, если меня зеркало не отражает?

– Девоньки, хватит болтать. Гляньте, вон та пацанка сейчас с качелей грохнется.

– И что? – спросила толстушка с добрым лицом. – Ну, убьется, так ведь не до смерти. Даже костей не переломает. А в следующий раз думать будет, как можно раскачиваться, а когда притормозить следует.

Качели издали предсмертный скрип и перекосились набок. Любительница острых ощущений вылетела и припечаталась четырьмя точками о пластиковое покрытие.

– Хорошо, что не по асфальту, – заметила добрая.

– Хорошо, хоть не носом! – охнула та, что хотела вмешаться.

Девчонка тоненько ныла. Посторонние мамы и бабушки словно не заметили несчастного случая.

– Девоньки, ведь крепко убилась малышка, – вмешалась третья из старушек, – а мы сидим, как у черта на именинах.

– Не до смерти, – повторила полненькая.

– Коленки в кровь изгваздала. Шрам на всю жизнь останется.

– И что с того?

– Она же девочка. Это парня шрамы украшают. А тут на самой коленочке метка. Все ножки испортила, самую красоту. Может, попробовать заговорить, чтобы следа не осталось?

– Я те заговорю. Пусть так живет.

Девчонка, похныкивая, похромала к парадной.

– А теперь слушайте, жалостливые мои, – неожиданно жестко объявила добрая бабушка. – Девонька, сами видели, красотуля. А вырастет, станет красавицей всем на загляденье. Плюс мамашка – дура, пошлет на конкурс красоты. Какое она там место займет – не знаю, но с этих конкурсов прямая дорога в красивую жизнь. Скурвится наша девочка или нет – не мне судить. Но появится у нее шикарный бойфренд с крутой иномаркой. А лапушка наша, сами видели, рисковая. Сейчас она отделалась падением с качелей и царапиной на коленке, а если бы мы ее подстраховали или подлечили, то на машине она гробанулась бы до смерти и бойфренда с собой захватила.

– Легко тебе, когда умеешь будущее проницать…

– Не скажи. Мне только чужая смерть открыта – да и то, когда она насильственная. А в остальном меня еще больше зажимают, чем вас. Начальство зверствует… да вы сами понимаете.

Все три пригорюнились, вспоминая любимое начальство. У каждой оно было свое, но вспоминалось одинаково.

– Эх, на пенсию бы… – вздохнула крашенная в голубой цвет.

– Девки, хватит ныть! – остановила подруг добролицая. – Тут настоящая работа намечается.