Малые Боги. Истории о нежити

Виновника обнаружили сразу. Обычно дети помладше являются на площадку со своими игрушками, но тут же их бросают и вцепляются в чужие. Оно и понятно, незнакомые игрушки интереснее. Лишь изредка встречаются индивидуалисты, играющие только личным имуществом, но в их действиях всегда видно влияние семьи. Однако на этот раз на площадке объявился четырехлетний уникум, который, как и полагается, развлекался чужими игрушками, но за своим добром – ведерком, совком, самосвалом на веревочке – следил строго, чтобы никто на него не смел посягнуть.

Дети трех и особенно четырех лет обычно прекрасно умеют разговаривать, но послушайте, на каком волапюке общаются они между собой. Даже такие популярные слова, как «да» и «нет», у них отсутствуют. Словарный запас ограничивается терминами «дай», «на» и «мое». Причем слово «мое» выучивается раньше других. Объект, привлекший внимание трех старушек, этим словом владел в совершенстве, но даже его частенько предпочитал не произносить.

К владельцу сокровищ приблизился его ровесник и потянул за веревочку бездельно стоящий самосвал. Не сказав дурного слова, ограбленный саданул подошедшего совком по лбу.

Пару поколений назад детские лопатки и совочки были жестяными и могли нанести чувствительную травму. Времена сменились, удар по лицу пластиковым совочком физического вреда не приносит и может расцениваться разве что в качестве пощечины. Ударенный не заплакал, он скорей был удивлен.

Инцидент мог бы остаться незамеченным, если бы не всевидящие старушки. Невысокая покинула насиженное место и подошла к песочнице.

– Что ж ты делаешь, мальчик? – голос бабушки излучал ласку и заботу. – Ведь ему больно.

Воспитуемый поднял прозрачный взор и доказал, что говорить он умеет, коротко произнеся одно слово:

– Дура!

– Пойми, – продолжала увещевать воспитательница, – других нельзя обижать.

Видя, что слова бесполезны, четырехлетний собственник перешел к действиям. Он набрал совок песка и метко швырнул его в лицо старухе. Лишь какая-то случайность уберегла близорукие глаза от того, чтобы их напрочь запорошило песком.

– Я вижу, ты не понял, – резюмировала бабушка. На этот раз голос ее был жесток.

Неведомо откуда в руке возник прутик барбариса, которым старуха стегнула неслуха по попке. Конечно, мягкие части были прикрыты колготками и шортиками, но колючки у барбариса такие, что никакие шорты не спасут.

Дикий рев наполнил площадку.

– Понял теперь, как бывает больно другим?

В следующее мгновение перед экзекуторшей выросла разъяренная мамаша. Вряд ли она успела разглядеть колючий прут, который исчез так же мгновенно, как и появился, но ей было довольно, что чадо плачет.

– Ты что себе позволяешь, мерзавка? А ну вали отсюда к чертовой бабушке!

– Вы хоть следите за ребенком? Видите, что он делает?

– Что бы ни делал, это не твое собачье дело! Он ребенок и имеет право, и ты к нему не суйся, иначе раскаешься!

К этому мгновению сквозь рев четырехлетнего чада прорвалась членораздельная жалоба, и родительница, и без того озверевшая, попросту взбесилась.

– Что? Ты, сука, его ударила? Я тебя укатаю на десять лет строгого режима!

Разгневанная фурия выхватила смартфон, собираясь звонить куда-то, где сажают на десять лет старушек.

Бабушку это ничуть не смутило.

– Вот что ваш сынуля вытворял! – воскликнула она, захватила полную жменю нечистого песка и молодецким движением метнула в лицо противницы. На этот раз никакие посторонние силы не вмешались, бросок был точен, песок засыпал глаза, набился в разинутый рот.

– Полиция! – проскрипела дама, безуспешно силясь отплеваться. Сынуля ее, забыв про собственные невзгоды, с интересом наблюдал за развитием конфликта.

– Полиции захотелось? – прогудела старушка, выпрямляясь во весь двухметровый рост. – А мне, значит, велела убираться к чертовой бабушке? Что же, я здесь!

Уже не морщинки, а глубокие рытвины прорезали лицо. Ласковая улыбка сменилась оскалом зубастой пасти. Чешуйчатый хвост одним щелчком вышиб смартфон из ослабевшей руки.

– Силы небесные! Свят! Свят! – зашамкала пропесоченная дама.

– Видали, как взмолилась? – воскликнула чертова бабушка. – Что скажете, девочки?

Две бесовские подруги поднялись со скамейки и шагнули вперед. То были уже не старушки, чья воркотня мирно журчит на посиделках, а гневные серафимы, призванные смирять и карать. Белоснежные крылья вздымались за спиной, ярчайшее сияние над головами слепило взор.

– Вот и силы небесные, все, как на заказ. Ты их звала, говори – зачем?

Несчастная попыталась упасть на колени, но жесткая лапа чертовой бабушки ухватила ее за шиворот, вздернула на воздух и медленно повернула перед ликами божественных посланниц, словно демонстрируя кутенка или цуцика, предназначенного для продажи.

– Что тут говорить? – глубоким контральто произнесла серафимка, локоны которой и теперь сохраняли голубоватый оттенок. – Стандартный экземпляр, законченная дрянь. Хоть сейчас можно на вилы – и в преисподнюю.

– Н-не н-надо… – судорожно сипела мамаша. – Я покаюсь…

– Кому такое покаяние нужно? Раньше надо было каяться. А теперь тебя только на выброс.