Малые войны

«Сдержанность» европейской дипломатии в данном случае совершенно понятна. Не говоря уже о том, что по самому существу своему этот «заговор против Турции» не мог подлежать сколько-нибудь широкому оглашению — вынося его на суд общественного мнения, рискуя поставить его, помимо своей воли под вотум палат, правительства могли безнадежно связать себе руки. Ибо от общественных элементов, как явствует из всего, что говорится и пишется по Триполийскому вопросу, нельзя было ожидать такого чисто делового, хладнокровного отношения к «военной прогулке Италии», какое проявили кабинеты.

Осведомленность великих держав ясна уже из самого факта захвата. Подготовка его — дело не одного дня. Италия, как принято говорить, имеет «историческое тяготение» к Триполи. Еще в 1838 г., на заре работы по объединению Италии Маццитини заявлял, что Средиземное море должно принадлежать Италии. Мечта, поддержанная Бисмарком, писавшим в свое время великому итальянскому революционеру, что Италия, владея берегом вдвое большего протяжения, чем Франция, может действительно ставить себе реальной целью политики овладение Средиземным морем. В дальнейшем течении итальянской истории мысль эта не гаснет: попытки закрепиться на севере Африки не единичны. До последнего времени они терпели, однако, неудачи — дипломатические, как тунисская, и военные — как [15] абиссинские экспедиции, дважды приводившие итальянцев к поражению. Ход событий внутренней жизни Италии способствовал усилению этих империалистических тенденций из года в год. В эпоху управления Криспи они являются уже руководящими.

В 1901 году присоединение Триполи ставится уже определенно на очередь. Есть данные, указывающие, что в том году была заключена тайная конвенция между Италией и Францией по этому вопросу. В том же году Триполи посещают, для сбора сведений, депутаты парламента; морские офицеры, переодетые рыбаками, производят промеры у берегов Триполитании. Момент для удара был признан, однако, по-видимому, неблагоприятным и предприятие отложили. В 1904 году притязания Италии получают новую опору в англо-французском соглашении, которым ей, на этот раз уже совершенно определенно, гарантируется Триполи. С тех пор агитация в пользу присоединения ведется известной частью печати — финансовыми и клерикальными органами по преимуществу — неослабно.

Государственный переворот в Турции и последовавшая за ним усиленная работа по внутреннему переустройству государства, которое в Европе давно уже считалось мертвым, работа, грозившая подъемом сегодня еще совершенно бессильного противника, не могла не ускорить развязки. С присоединением Триполи надо было торопиться, пока не упорядочены финансы Турции, не закончено преобразование армии, не создан флот; пока внимание младотурок, всецело занятое Балканским полуостровом и Малой Азией, не обратится снова на Триполи, за которым ревниво следил в свое время Абдул-Гамид.

Последний толчок был дан Марокканским конфликтом Франции с Германией. Он не только прояснил правительству Италии политическую обстановку и возможное отношение держав к переменам на североафриканском побережье, но и придал дальнейшему промедлению Италии особенную опасность. Вынужденная [16] окончательно отказаться от притязаний на Марокко, Германия двинула свою северо-африканскую торговую агентуру в единственный свободный еще участок побережья — в Триполи. Дать этим агентам осесть и развить свою деятельность значило вызвать над Триполи призрак «германских торговых интересов». А это значило для Италии, если не потерять Триполи, то значительно повысить расходы по его приобретению: «торговые интересы», как известно, в таких случаях требуют компенсаций.

С той удивительной политической ловкостью, которая всегда, еще от времен непревзойденных трактатов Макиавелли, характеризовала Италию, и еще в недавнее, сравнительно, время сказалась так рельефно, при присоединении Неаполя и Папской области — правительство королевства, по достоинству оценив как значение, так и удобство момента, от мысли перешло к делу: присоединение состоялось.

Логично и стройно складывается, таким образом, развитие истории вопроса. И можно ли допустить, чтобы от внимания дипломатов, которое даже не пытались, как мы видели, чем-либо отвлечь, ускользнули боевые приготовления Италии; чтобы они узнали о происшедшем только тогда, когда десант уже садился на транспорты.

Но если даже допустить подобную неосведомленность, подобную слепоту дипломатических агентов в Риме, остается в полной силе второе, еще более, в сущности, простое соображение.

При современном, или лучше сказать, «вчерашнем» положении Италии в европейском концерте — Италия фактически не могла решиться на захват без ведома и разрешения великих держав. Самовольный захват ставил «под шах» хрупкую связь Тройственного союза, он грозил осложнениями европейской войны и — во всяком случае — активным вмешательством главнейших государств Европы.