— Ты не дал Мне закончить, дон Камилло. Я хотел сказать, что нет у тебя веры в куриц!
Дон Камилло растерялся. Он развел руками, перекрестился и вышел.
Утром он отслужил мессу, затем зашел в курятник, потому что ему захотелось свежего яичка, а Чернушка как раз только что снесла. Дон Камилло вынул яйцо из теплого гнезда и понес его на кухню. И тут земля ушла у него из-под ног.
Это было точно такое же яйцо, как две капли воды, похожее на те, о которых писали газеты: на нем было выпуклое, еле видное изображение Святых Даров.
Мысли смешались в голове у дона Камилло. Он поместил яйцо в рюмочку, сел и уставился на него. Он созерцал яйцо не менее часа, потом резко вскочил и побежал прятать яйцо в шкаф. Затем он страшным голосом позвал сына пономаря.
— Беги к Пеппоне и вели ему немедленно явиться сюда со всеми его командирами. Скажи, что дело срочное и серьезное. Вопрос жизни и смерти!
Через полчаса явился Пеппоне со всем своим генеральным штабом. Он недоверчиво остановился в дверях.
— Входите, — сказал дон Камилло, — закройте дверь на засов и садитесь.
Они молча расселись, не сводя глаз с дона Камилло.
Он же снял со стены небольшое Распятие, положил его на красную обивку стола и сказал:
— Господа, если я поклянусь вам на этом Распятии, что говорю правду, вы мне поверите?
Они сидели полукругом, Пеппоне посередине. При этих словах все головы повернулись к нему.
— Да, — сказал Пеппоне.
— Да, — ответили остальные.
Дон Камилло порылся в шкафчике, протянул руку над Распятием и сказал:
— Клянусь, что это яйцо я час назад вынул из гнезда моей курицы Чернушки в собственном моем курятнике. И никто его туда не мог положить, потому что она его только-только снесла. Дверь курятника была заперта, я открыл замок своим ключом, который находится на общей связке с остальными ключами. Связку я всегда ношу в своем кармане.
Он протянул яйцо Пеппоне.
— Поверни.
Тут все поднялись, стали передавать друг другу яйцо, смотреть его на свет, корябать изображение ногтем. В конце концов побледневший Пеппоне осторожно положил яйцо на красную обивку.
— Ну и что вы теперь напишете на вашей стенболванке? Теперь, когда я всем покажу и дам потрогать это яйцо? — спросил дон Камилло. — Я позову самых серьезных ученых из города, чтобы они его изучили и подтвердили специальным сертификатом с печатями, что никакое это не мошенничество! И тогда будете писать, что все это выдумки журналистов? А не боитесь, что на вас накинутся женщины со всего округа, обвинят в святотатстве и выцарапют вам глаза?
Дон Камилло вытянул руку, яйцо в луче солнца сияло, будто серебряное, на огромной его ладони.
Пеппоне развел руками.
— Перед таким чудом, — пробормотал он, — что мы можем сказать?
Дон Камилло приподнял руку и торжественно произнес:
— Господь, сотворивший небо и землю, вселенную и все, что в ней, включая вас, оборванцев, для доказательства Своего Всемогущества не нуждается в помощи кур.
Он сжал кулак и раздавил яйцо.
Потом выбежал как стрела и вернулся, держа за горло курицу Чернушку.
— Вот тебе, — сказал он и свернул ей шею, — вот тебе, кура-кощунница, будешь знать, как порочить святыню!
Дон Камилло отшвырнул курицу в угол и двинулся, сжав кулаки, в сторону Пеппоне.
— Эй, дон Камилло, подождите, — отступая и закрывая руками шею, пробормотал Пеппоне, — не я же яйцо это снес…
Красные вышли из приходского дома и пошли через залитую солнцем площадь. Вдруг Нахал остановился и сказал:
— Не знаю, как это выразить, я в университетах не учился, но этот, даже если и поколотит, я бы на него не разозлился.
Пеппоне помычал. Такое с ним бывало. И он не злился.
А дон Камилло пошел доложить обо всем Христу.
— И как, — спросил он в заключение, — хорошо я поступил или плохо?
— Хорошо, — ответил Христос, — ты все хорошо сделал. Может, только немного переборщил, набросившись на бедную, невинную курицу.
— Господи, я уже два месяца мечтаю зажарить ее и съесть.
Христос улыбнулся.
— Тогда тебя можно понять, дон Камилло.
Преступление и наказание
Однажды утром дон Камилло, выйдя на церковный двор, обнаружил, что кто-то красной краской написал полуметровыми буквами на белоснежной стене приходского дома: «Дон Хамило».
Дон Камилло взял ведро известки и кисть и принялся за работу, но это была анилиновая краска, а для анилина нет ничего милее, чем известка сверху: клади ее хоть на три пальца толщиной, краска все равно проступает. Тогда дон Камилло взял скребок и полдня провозился, чтобы соскрести и краску, и известку.
Так что перед алтарем он предстал, как мельник, весь покрытый белой пылью, но настроение его было мрачно.
— Узнаю, кто это был, — сказал он, — так ему надаю, что из палки метелка выйдет.
— Дон Камилло, не надо себя накручивать, — посоветовал ему Христос. — Ребячья выходка, и ничего особенно обидного там не было.
— Хорошо ли это — обзывать служителя алтаря хамом?! И ведь удачная кличка: увидит кто — не отлепится до самой смерти.
— У тебя крепкая спина, дон Камилло, — улыбаясь, заметил Христос, — у Меня была не такая, а я нес Свой Крест и не собирался никому «надавать».