Малый мир. Дон Камилло

Эта коварная проповедь возымела действие на женщин. Сразу после мессы они устремились к дому Пеппоне и столько всего наговорили, такие слова отправили в его адрес, что он в конце концов не выдержал, высунулся в окно и велел им убираться к чертовой матери, обещая, что ров закопают.

Так что все шло вроде хорошо. Но в воскресенье утром весь городок оказался завешанным огромными печатными плакатами следующего содержания:

Товарищи!

Реакционные силы, придравшись к началу общественно-полезных работ коммунальных служб, устроили недостойное выступление, задевающее наши демократические чувства. В воскресенье наш населенный пункт посетит тот самый представитель иностранного государства, который косвенно вдохновил всю эту шумиху. Мы понимаем все ваше возмущение и негодование, но призываем вас воздержаться от всякого проявления, которое могло бы осложнить наши межгосударственные отношения. Категорически настаиваем на встрече представителя иностранной державы с полным достоинства безразличием.

Да здравствует демократическая республика!

Да здравствует пролетариат!

Да здравствует СССР!

И это еще не все. Красные были в полной боевой готовности. У них было задание (и это сразу бросалось в глаза) ходить туда-сюда «с полным достоинства безразличием», нарочито алея шейными платками и не менее яркими красными галстуками.

Дон Камилло, бледный как смерть, забежал на минутку в церковь, но тут же устремился к выходу.

— Дон Камилло, — позвал его Христос, — куда это ты так спешишь?

— Надо встретить епископа на большой дороге, — объяснил дон Камилло, — а это не близко. К тому же вдоль дороги толпится куча народа в красных платках. Если епископ меня не увидит, он подумает, что заехал в Сталинград.

— А что, эти, в красных платках, иностранцы или придерживаются иной религии?

— Да нет, это все те же негодяи, которых Ты время от времени лицезреешь здесь, в церкви.

— В таком случае, дон Камилло, пойди и положи в шкаф то, что ты привязал себе под рясу.

Дон Камилло вытащил из-под рясы автомат и отнес его в ризницу.

— Я сообщу, когда ты сможешь его забрать, — строго сказал Христос.

— Ну тогда мне капут! — воскликнул дон Камилло. — Я никогда не дождусь того, что Ты мне прикажешь взять автомат. А между прочим, в Ветхом Завете, во многих случаях…

— Иди отсюда, реакционер, — с усмешкой сказал Христос, — пока ты тут болтаешь, твой беззащитный старенький епископ — один в пучине красных дьяволят.

* * *

А беззащитный старенький епископ и впрямь был посреди толпы красных. Верующие с семи утра расположились по обочинам большой дороги и выстроились в восторженный коридор. Но за несколько минут до приезда епископа, то есть как только Пеппоне углядел дымовой сигнал первого патруля о том, что враг приближается, красные молниеносно выдвинулись на полкилометра дальше по дороге, так что подъезжающий епископ обнаружил дорогу запруженной толпой в красных платках на шее. Красные ходили туда-сюда, останавливались поболтать и являли живое безразличие к автомобилю, пытающемуся звуками клаксона расчистить себе дорогу.

Это было ровно то «полное достоинства безразличие», которого требовало руководство. Пеппоне и его шайка, также затесавшиеся в толпу, сияли от радости.

Епископ, тот самый древний старик, седой и сгорбленный, который говорил так, будто говорит и не он, а сам собой раздается голос из прошлого века, сразу понял, что столкнулся с «полным достоинства безразличием», и приказал остановить машину.

Машина была открытая, поэтому, когда у епископа не хватило сил повернуть ручку двери, Нахал невольно поддался искушению и, несмотря на полученный от Пеппоне пинок в щиколотку, распахнул дверцу и помог епископу выйти из машины.

— Спасибо, сын мой, — сказал ему епископ. — Я чувствую, мне лучше прогуляться в городок пешком.

— Далековато будет, — пробормотал Серый и тоже получил пинок.

— Не страшно, — с улыбкой ответил епископ, — я ни в коем случае не намерен мешать вашим политическим собраниям.

— У нас не политическое собрание, — мрачно объяснил Пеппоне, — это рабочий класс разговаривает о своих проблемах. Сидите лучше в машине.

Но епископ уже вышел из машины, и Нахал схлопотал второй пинок, потому что, заметив нетвердую походку епископа, не удержался и подал ему руку, чтобы тот мог опереться.