Малый мир. Дон Камилло

— Поостерегусь. Он был у меня в кармане, но я думал, что забыл его, — запротестовал дон Камилло. — А когда я сунул руку в карман, чтобы вынуть платок, то наткнулся на служебник, но было уже поздно, я мимо них опять проехал. Тогда мне пришлось снова вернуться. Там же, как известно, нет другой дороги.

— Ты мог бы вернуться в тот дом, где отсиживался во время выступления. Ведь ты уже точно знал, где сидят красные. И слышал, как они кричали тебе вслед. Зачем ты провоцировал их на всякие богомерзкие проявления, когда мог бы этого избежать?

Дон Камилло помотал головой.

— Если людям дана заповедь не поминать Господа Бога всуе, — мрачно начал он, — то заодно у них следует отнять и дар речи.

Это Христа развеселило.

— Ну, люди всегда найдут способ побогохульствовать, на бумажке напишут, ну, или изобразят на языке жестов, — ответил он. — Но в том и смысл, чтобы не грешить даже при наличии всех доступных для этого средств и соответствующего инстинкта.

— То есть если я захочу по-настоящему поститься, мне не следует принимать таблетки, полностью подавляющие аппетит, но надо научиться управлять своим голодом?

— Дон Камилло, — насторожился Христос, — к чему ты ведешь?

— Из этого следует, что, когда я доезжаю до конца улицы и намереваюсь показать Богу, что я умею управлять своими инстинктами, как Он нам заповедал, и умею прощать злословящих меня, то я не должен стараться избегать испытания встречи с ними, но спокойно и уверенно должен проехать еще разок мимо этих мерзавцев!

Христос неодобрительно качнул головой.

— Это порочно, дон Камилло. Не надо вводить в искушение своего ближнего и провоцировать его на совершение греха.

Дон Камилло печально развел руками.

— Прости меня, — сказал он со вздохом, — теперь я понял свою ошибку. Раз уж теперь мое облачение, которым я до сих пор так гордился, может ввести в искушение и сподвигнуть человека на грех, то я больше носа на улицу не высуну, а если придется выйти, переоденусь водителем трамвая.

Христу это не понравилось.

— Это софистические уловки, дон Камилло. Я не желаю больше разговаривать с человеком, который цепляется за какие-то мелочи, чтобы оправдать свой гнусный поступок. Я хочу только заметить, что, собираясь проехать мимо них в третий раз, ты ни о чем подобном не помышлял. Как же так вышло, что вместо того, чтобы доказать Богу, что умеешь укрощать свои страсти и прощать обидчиков, ты слез с велосипеда и принялся размахивать столами и скамейками?

— Я переоценил свои силы. Это был грех гордыни. Я ошибся, думая, что могу рассчитать время. Когда я перестал крутить педали и слез с велосипеда, мне казалось, что с момента последнего выкрика прошло минут десять, не меньше, а оказалось, что прошло всего несколько секунд, так что я по-прежнему был перед остерией.

— Точнее, десятые доли секунды, дон Камилло.

— Да, Господи, это была гордыня с моей стороны думать, что Господь просветит мой разум настолько, что я смогу сдерживать свои страсти. Я слишком сильно верил в Тебя, Господи. И если Ты полагаешь, что переизбыток веры в священнике достоин осуждения, то можешь меня осудить.

Иисус вздохнул.

— Дело плохо, дон Камилло. Ты не заметил, как бес вселился в тебя, он говорит от твоего имени и кощунствует твоими устами. Посиди-ка ты три дня на хлебе и воде и без курева. Вот увидишь, бесу это придется не по душе, и он тебя покинет.

— Ладно, — сказал дон Камилло. — Спасибо, так и сделаю.

— Вот через три дня Меня и поблагодаришь, — ответил Христос.

* * *

Городок бурлил. Не успел дон Камилло закончить свою антибесовскую диету (это лечение очень ему помогло от софизмов), как в приходской дом явился комиссар полиции из большого города в сопровождении Пеппоне и его обычной свиты.

— Правосудие провело расследование данного преступления, — напыщенно разъяснил Пеппоне, — и пришло в к выводу, что версия, письменно изложенная вами представителям местных властей и полиции, не соответствует той, что дали пострадавшие товарищи партийной Федерации.

— Я рассказал все, как было, и ничего лишнего, — заявил дон Камилло.

Полицейский чин покачал головой.

— Из заявления явственно следует, что ваше поведение было вызывающим, более того, «бессовестно вызывающим».

— Я вел себя так же, как и всегда, когда я еду на велосипеде. Здесь, в городке, ни для кого это не было вызывающим поведением.

— Ну, это как посмотреть, — протянул Пеппоне. — У многих тут, когда вы едете на велосипеде, возникает желание, чтобы у вас цепь лопнула и вы полетели рожей в грязь.

— Мерзавцы везде найдутся, — пожал плечами дон Камилло. — Это еще ничего не значит.

— А во-вторых, — продолжил комиссар, — в вашем объяснении значится, что вы там были один. В то время как, по версии пострадавших, вам на помощь кинулись люди, ожидавшие в засаде. Учитывая результаты побоища, я склонен этому верить.

Дон Камилло с гордостью возразил.

— Да один я там был. Но скамейка — это ерунда. Вот стол я бросил сверху, так лбов пять-шесть перебил!

— Пятнадцать лбов, — уточнил комиссар.

Потом он спросил Пеппоне, о том ли столе идет речь, который они недавно видели. Пеппоне подтвердил, что именно о нем.