Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции)

Книга г-на Олара опровергает г-на Сеньобоса. Труду Тэна выпало редкое счастье получить боевое крещение в стычке с противником столь же пристрастным, сколь и ученым. Он приобретает здесь то единственное признание, которого ему не хватает: признание тридцатилетней учености г-на Олара. Каждый приведенный Тэном факт отныне будет иметь два ручательства: ученость автора, который его утверждает, и страсть критика, который его не оспаривает. И самые ревностные сторонники Тэна не рассердятся на меня, если я скажу, что второе не мешает первому.

Таким образом, в целом блок фактов и свидетельств, собранных Тэном, остается нетронутым. То, что он рассказывает, — верно. Скажем ли мы, вместе с г-ном Оларом (с. 84), что это не представляет интереса? Что Тэн набрал наугад разных «мелких фактов» о беспорядках и сделал неправильный вывод, что вся Франция была охвачена волнениями? «Его метод социальной статистики 1789 г., — говорит г-н Олар, — примерно так же справедлив, как если бы кто-нибудь, желая дать представление о Франции 1907 г., ограничился бы подбором ужасных происшествий, напечатанных в „Petit Journal“ или „Petit Parisien“». Итак, возьмем несколько таких «происшествий» из рассказов Тэна и поместим их в «Petit Journal» 1909 г.

С марта по сентябрь волнения прокатились по всей Франции; Тэн приводит приблизительно 120 случаев поджогов, убийств, грабежей и т. п.; Руан в течение четырех дней был предоставлен разбою (11–14 июля, с. 20); в Лионе — два дня волнений, когда были сожжены заставы и город наводнили крестьяне, приехавшие продать свои товары

134

без ввозной пошлины (с. 21–22); в Страсбурге была взята и разграблена 600 босяками ратуша, причем стулья, столы, архив были выброшены из окон на площадь; должностные лица сбежали, а 36 из их домов были назначены к грабежу; вход в Марсель был закрыт для солдат, посланных для усмирения мятежа, потом для судей, которым было поручено вести расследование; в городе Труа мэра, убеленного сединами чиновника, протащили по улицам с веревкой на шее, пучком сена во рту, с выколотыми ножницами глазами, в кровь разбитым ударами ног лицом и, наконец, после многих часов мучений, прикончили, а его дом и два или три других разграбили (с. 88–89).

Генерал-комендант Ренна бежит из Бретани и арестован в Нормандии (с. 72); генерал-комендант Дижона арестован у себя (с. 71); генерал-комендант Бордо вынужден отдать мятежникам оружейный склад и Шато-Тромпет (с. 72); генерал-комендант Кана осажден и сдался; драгунский полковник (Бельзанс) зарезан, или, скорее, разрезан на куски, а его сердце таскают по городу (с. 89).

В Париже республиканская гвардия охвачена мятежом и каждый вечер собирается на Бирже труда; CGT (Всеобщая конфедерация труда. — Перев.), королева улицы, руководит восстанием и публикует списки объявленных вне закона; г-н Бриан, министр юстиции (Барантен), приговорен к смерти и освистан 23 июля «до смерти от стыда и ярости», так что сопровождавший его г-н Мандель (Пассере) умер от нервного потрясения в тот же вечер (с. 46). Г-н Лепин, префект полиции (Крон), приговорен к смерти и бежал; г-н де Сельв, префект Сены (Бертье), приговорен к смерти и казнен: его протащили по улицам, избивая и унижая бранью, после чего вспороли

135

ему живот, отрубили голову, вырвали сердце и пронесли и голову и сердце через весь город в букете белых гвоздик (с. 60 и далее); так же поступили с его тестем, и с г-ном Шериу, председателем муниципального совета, и со многими многими другими.

Крики и угрозы нескольких сотен личностей, завербованных CGT, с г-ном Пато во главе клаки, с пятнадцатью объединившимися в качестве патронов и названных «Народом» вынуждают палату депутатов голосовать большинством прямо во время заседания (гл. II, с. 45 и далее).

Вот некоторые из этих «мелких фактов»; я не говорю о крупных — о Ревельоне[62], о Бастилии, об октябрьских событиях. Вы согласитесь, что происшествия такого масштаба заставят померкнуть первоначальный философский Париж, дебаты в Ассамблее; Тэн счел возможным поместить их в самом начале. Г-н Олар более принципиален: он ни слова не говорит об этом в своей «Политической истории…», даже в четвертой части. Как философы того времени, он закрывает двери храма, чтобы не слышать воплей снаружи, закрывает окна, чтобы не видеть зарева горящих замков и парада отрубленных голов: это все происшествия, случайности; он работает при «свете» философии, но не при дневном свете реального мира; и это его право. Здесь скорее предвзятость суждения, нежели какой-то метод и выбор темы, которые, конечно, заслуживают того, чтобы иметь своего историка; и в интересах истории — мы скажем потом почему, — установить официальную версию якобинизма.

136

Но из этого не следует, что его реальная история должна остаться без внимания; и эту историю надо изучать по случайностям и фактам, как понял это Тэн.

3. Метод Тэна