Малыш для биг-босса

Пока врач говорит, Брошку заинтересовывает ее стетоскоп, малыш тянется пальчиками к нему и тянет на себя, за что врач легонько касается его носика:

– Врачом будешь, а, Игнат?

Мой сынишка смотрит на нее внимательно и отвечает, улыбнувшись щербатым ртом:

– Вавтононщиком…

Врач приподнимает брови, не ожидая от малыша такого, треплет его по темным волосикам.

– Крепкий малыш. Быстро идете на поправку.

Брошка отворачивается от врача и принимается играть со своими машинками. Он у меня собирает только маленькие модели, большие его не прельщают, водит ими по своей кроватке.

– Доктор, а судороги? Это не опасно?

Качает головой.

– Все необходимые анализы мы взяли, обследования прошли. Все в пределах нормы. Дети часто реагируют на высокую температуру судорогами. Такое бывает. С возрастом проходит.

Женщина уходит, а мы остаемся в больнице еще на пару дней, до полного выздоровления, так сказать.

Мой день становится насыщенным и заполненным заботами о моем мальчике. Нас допускают к прогулкам по внутреннему дворику клиники и малыш во всю качается на качелях.

– На… смотли, птицка, – выдает Игнат и тянет пальчик в сторону деревьев, на которых заливисто поет соловей.

Улыбаюсь ему, касаюсь темных волос, и сама слушаю щебет.

– Это соловей. Причем, знаешь, поют только самцы, так они привлекают свою пару.

Я всегда поясняю сыну информацию, общаюсь как со взрослым и понимающим, что действительно так. Игнат смотрит на меня серыми глазами, насыщенными, обрамленными темными ресничками, на щечках играет мягкий румянец.

– Пойдем гулять…

Выдает опять и спускается с качелей, беру за руку сына, мы ступаем по дорожке, территория довольно большая, с игровой зоной и деревьями. Это не столько внутренний дворик, сколько небольшой парк.

Игнат в какой-то момент просится на руки, и я поднимаю малыша, он обнимает меня за шею и все мои тревоги уходят, опять начинает вести песню соловей и мы замираем на месте, прислушиваемся.

Сын запускает пальчики в мои распущенные волосы, играет с локонами. Привычка у Игната такая. Еще когда только родился и я поднесла его к груди, малыш схватил в кулачок мой локон, а когда попыталась отнять, захныкал, отказавшись сосать грудь.

Пришлось подчиниться, как сказала тогда бабушка, наблюдающая за нашим кормлением:

– Характерный малыш растет у тебя. Сложно будет.

– Почему так считаете, Татьяна Алексеевна, нам же всего ничего, только родился? – удивляюсь, поднимаю взгляд на бабушку моего фиктивного мужа.

Бабуля улыбается на мой вопрос и отвечает совсем тихо:

– Мужика еще в пеленках видно, да и пусть сложно, зато надежным вырастет… – бабушка отворачивается, но я замечаю, как начинают блестеть ее глаза, трагедию с собственным внуком она воспринимает остро.

– Пойду приготовлю тебе супчик на курином бульоне, тебе силы нужны…

Воспоминание развевается, и я целую своего малыша в щеку.

– Скоро домой уже пойдем, хочешь к ба?

На что Игнат выдает тихое:

– Ла, – вместо «да».

– Я тебя люблю. Сильно. Не пугай так больше мамочку…

Выдаю мысли вслух.

– Ибуду! – выдает малыш вместо «не буду», сильнее тянет меня за волосы и заставляет вскрикнуть, а затем рассмеяться:

– Шалун ты, Игнатушка, – выговариваю и оборачиваюсь с малышом на руках, чтобы продолжить нашу прогулку, как вдруг каменею, леденею, застываю на месте, прижимая к груди сына…

Передо мной стоит Баграт. Высокий. Широкоплечий. Я будто нахожусь в состоянии полусна, когда реальность смазывается. С трудом до меня доходит происходящее. Наблюдаю за Умаровым.

На нем сорочка с закатанными рукавами и джинсы. Редко когда Биг Босс допускает подобный вид. Вернее, так было три года назад. Как сейчас, я не знаю.

Высоченный. Крепкий. Взбитый. Модельная стрижка, трехдневная щетина. Мы не виделись несколько дней.

И он словно изменился за этот короткий промежуток еще больше.

Баграт смотрит так, что меня всю обдает жаром, и я на автомате прижимаю сына сильнее к себе, да еще и кладу руку на головку, Игнат утыкается носиком мне в шею, щекочет дыханием.

– Мне сказали, что вам значительно лучше и Айболит вас выписывает, – выговаривает спокойно и делает шаг в нашу сторону, надвигается.

Жесткие черты лица сейчас подчеркнуты щетиной, брови сведены на переносице. Взгляд пронизывающий, цепкий. Он словно захватывает меня в плен, прибивает к месту, не дает шелохнуться.

Еще один шаг и Умаров становится вплотную к нам с сыном, а я запрокидываю голову и смотрю, смотрю в его глаза, которые вспыхивают и темнеют, зрачки опять пульсируют, расширяются и сжимаются в точки, которые словно поглощает серебристая радужка.

Застываю как перед обрывом. Делаю вдох и забываю про выдох…

Бросает в жар, от Умара идут волны, которые заставляют подчиниться. Будто он пытается проникнуть в мои мысли, а я боюсь.

Боюсь его такого серьезного, взрослого, мужчину с невероятными возможностями.

Я мать, а он – никто. Это по закону. Я знаю свои права. Мне известно, что он может доказать свое отцовство только в суде, но…

Это же Баграт Умаров. Одно его решение, щелчок пальцев и меня могут лишить родительских прав. Найдется за что. Большие деньги решают все проблемы.

А Умаров…

Господи.