Малыш для биг-босса

Кто я против него? Что значит мое слово против его решения?!

– Почему молчишь, Надежда? – задает вопрос хрипловатым голосом, бархатным, пробирающим. – Вам лучше?

На глазах наворачиваются слезы, начинаю дрожать как осиновый лист. Чувствую свою уязвимость и ведусь на гипнотический взгляд Баграта.

– Н-нам… лучше… – выдыхаю едва слышно.

Игнат чувствует мою тревогу, начинает капризничать, хочет повернуться, но я отчаянно прижимаю своего малыша к себе.

Животный страх просыпается в груди.

– Покажи мне мальчика, Надя, – выдает спокойно, а я чисто на инстинктах цепляюсь за сына и выдыхаю:

– Что тебе нужно от меня, Баграт?! Оставь меня в покое! Я отработала долг.

– Отработала?! – вскидывает бровь и что-то дьявольское проскальзывает на дне глаз, порочное, темное, жадное.

Сглатываю слюну, а Баграт начинает обходить меня, чтобы увидеть Игната, я тоже отзеркаливаю его шаги, кручусь медленно.

Мы словно замерли в танце. Меня парализует.

– Надя… – выдает предупреждающе, словно ударяет импульсом, заставляет прикусить губы.

До обоняния доходит животный аромат его тела, перемешанный с туалетной водой.

Его запах.

Пячусь, но Баграт устает от нашей игры, протягивает руку и ловит меня за локоть, обжигает, тянет к себе.

Глаза у него становятся беспросветными, изучающими, он скользит пальцами по моему лицу, отводит прядь и ловит за шею, приближает к себе, скользит по мне взглядом.

Будто изучает.

Его большой палец нащупывает жилку на моей шее, которая бьется остервенело, быстро, словно сердце из груди выпрыгивает, и он чувствует это все, ласкает едва-едва, не отводит взгляда от моих глаз.

Ему ничего не стоит вырвать ребенка из моих рук, насильно развернуть к себе, но Баграт держит лишь меня, не прикасается к моем ребенку.

Большой палец проскальзывает по моей шее, к подбородку, останавливается на губах, а я понимаю, что он невероятно близок к волосикам Игната, которые по оттенку и структуре напоминают его собственные…

Пока моя ладонь скрывает это сходство, но только пока…

Веки Умара сужаются. Опасно.

Я ощущаю, что сейчас вся целиком в его руках.

– Покажи мне ребенка, – повторяет свою просьбу-приказ.

А у меня иголки рассыпаются по всему телу, колют, я лишь качаю головой.

– Почему так дрожишь, Надежда?

Прикрываю веки. Понимаю, что проиграла. Умаров просто играет на моих чувствах. Проверяет, изучает…

Поэтому я выдыхаю чистую правду:

– Страшно… Я боюсь тебя, Баграт…

Усмешка рождается на твердых губах, не могу понять ее смысл. Не могу вообще понять всего того, что происходит между мной и моим бывшим, с которым нас связывает нерушимое звено.

Мой сыночек.

– И правильно делаешь, Надежда…

Смакует мое имя, палец все так же ласкает мою кожу, а у меня в голове отбивает мысль. Баграта нельзя обмануть, он просто не позволит этого…

– Покажи его… – выговаривает вкрадчиво, уверенно, заставляет подойти близко. Слишком близко… вплотную.

Сжимаюсь вся, трепещу, а Баграт склоняется ко мне и в этот момент малыш на моих руках вырывается и резко разворачивается, сталкивается с Умаровым почти нос к носу.

Два профиля. Практически один в один. Я на руках держу уменьшенную копию Умарова, не нужно проводить экспертизу, чтобы понять.

Две пары глаз сцепляются друг с другом.

Молчание. Долгое. Жадный взгляд Умара, которым он впивается в моего сына, рассматривает.

Малыш же в свою очередь внимательно смотрит в лицо своего отца, больше не вырывается, замирает и рассматривает, пока, наконец, на его лице не появляется улыбка, а на щеке ямочка.

Сердце мое пропускает удар, когда на мгновение лицо Умарова искажается, кажется, что скулы становятся острее, он бледнеет.

Сын вдруг подрывается на моих руках, словно тянется к Умарову, чего отродясь не было. Брошка сторонится незнакомых людей, а сейчас протягивает ручки, подается вперед телом, хочет, чтобы Умаров взял его на руки.

Но я не допускаю этого, всеми силами притягиваю сына к груди, малыш не замечает неладного и продолжает, улыбаясь, тянуть руки, ловит отца за подбородок, трогает, ведет своими пальчиками, словно изучает.

А затем вдруг с важным видом заявляет:

– Ежик… ма… он как ежик… – тыкает пальчиком многозначительно и заявляет, – иголючий…

Баграт вдруг улыбается, оголяет крепкие зубы с острыми резцами, и спрашивает:

– Как тебя зовут, пацан?

Просто завязывает разговор. Налаживает контакт.

– Блошка, – отвечает малыш с важным сыном и Умаров переводит взгляд на меня…

Понимаю, о чем он думает.

В панике я звала своего Брошку…

– Почему Брошка? – спрашивает, но взгляда от моих глаз не отводит, малыш хлопает в ладоши, а я опять прогибаюсь под взглядом мужчины и отвечаю тихо, едва слышно:

– Потому что, когда родился, он от меня не отлипал, животик беспокоил, колики и резь, успокаивался только на моих руках, вот и носила сына на груди, как брошку…

Молчание. Опять. И взгляд Баграта, продирающий, не сулящий мне ничего хорошего.

– Мы, наверное, пойдем, – заявляю и смотрю в сторону двери, хочется бежать, но малыш на моих руках опять взбрыкивает:

– Хотю! Хотю туда! – вырывается и мне приходится опустить его, затем Игнат разворачивается и бежит в сторону песочницы.