Малыш и Буйвол

Айхия не могла бездельничать. Она постоянно что-то делала, кому-то помогала — разводила огонь, готовила еду, подтягивала упряжь. Даже в пути она находила для себя какое-нибудь Дело — держа иглу в зябнущих пальцах, штопала чью-нибудь одежду, точила ножи, перебирала крупу. Крестьяне уважали ее. И не только за трудолюбие, но и потому, что не раз замечали, с каким обожанием смотрит на нее воин с мечом.

Оживившийся Хатук успел перезнакомиться со всем обозом. Даже лошади узнавали паренька, тянули к нему морды, когда он оказывался поблизости, и у него всегда находилось угощение для животных — подсоленная корочка хлеба, или огрызок подмороженной моркови, или что-то другое, не менее лакомое…

Размеренно двигался обоз по санной дороге, ровной, словно отутюженной.

Только зимой, по крепкому льду, могли местные крестьяне большим обозом перейти Великую Реку. Только зимой открывался для них прямой путь в большой мир.

Под вечер остановились на ночлег. Собрали лошадей вместе, выпрягать не стали. Поставили животных в круг, мордами друг к другу, санями наружу — отгородились. Боялись — в недалеком лесу, тянущемся вдоль дороги, то приближаясь, то отступая, весь день напролет мелькали тени, а как стало темнеть, поплыл над деревьями вой и засверкали меж стволов зеленые искры волчьих глаз.

Дров натаскали много, запалили три больших костра с разных сторон. Но собрались возле одного, там, где сидели молчаливые бойцы, где тихая девушка деревянным черпаком помешивала в котле кашу и где улыбчивый паренек, мотая на указательный палец прядь седых волос, рассказывал веселые истории про рыжих степных волков.

— …Все это правда, — приговаривал Хатук. — Так мне рассказывал наш всезнающий староста, Халтет…

Крестьяне сдержанно посмеивались. Вспоминали свои сказки про длинноухого оленя и рогатого зайца, про слепого филина и сороку-обманщицу.

А волки все выли в лесу, собираясь в стаю. Только огонь и громкие человеческие голоса удерживали их от нападения.

— Сегодня спать не будем, — переговаривались меж собой люди, посматривая на воинов, тихо что-то обсуждающих. — Выспимся в дороге. Днем…

Мутная пелена, словно густая паутина, заволокла небо. Тусклое пятно попавшей в тенета луны колыхалось над черной полосой леса. Звезд не было видно.

Айхия объявила, что каша готова. Потянулись к котлу руки с медными мисками и деревянными тарелками. Застучал черпак. Сначала еду передали бойцам. Потом к трапезе приступили все остальные. Стихли разговоры, только слышалось сопение и чавканье. И шепот двух воинов:

— …верный способ обмануть судьбу — покончить с собой. Но я так не могу.

— Значит, ты не отступился?

— Нет.

— И что ты задумал?

— Увидишь.

— Ты уверен, что поступаешь верно?

— Да… Теперь я все продумал. Все должно получиться. Я отберу у Локайоха то, что так ему необходимо. И тогда наконец-то все закончится. Можно будет спокойно жить и ни о чем не думать.

— И жил бы себе спокойно. Но ты сам себя этим мучаешь.

— Скоро… Совсем скоро… Отступиться я уже не могу. Не могу сдаться.

— Ты упрям.

— Как осел?

— Еще упрямей. Еще хуже…

Айхия присела рядом с Буйволом, спросила:

— Вкусно?

— Да, — ответил он, хотя совсем не чувствовал вкуса. — Очень.

— Завтра я сделаю гуляш, — пообещала девушка.

— Завтра мы будем в городе, — заметил один из крестьян.

— Когда именно? — посмотрел на него Малыш.

— Примерно в это же время. Поздним вечером.

— Еще целый день, — вздохнул Буйвол. — А потом надо будет идти к храму. Мне не терпится…

— Что же такое ты задумал? — искоса, прищурясь, глянул на друга Малыш.

Лошади вдруг тревожно заржали, забили копытами. Зазвенела сбруя, заскрипел снег под полозьями стронувшихся саней. Люди, забыв о еде, вскочили, вытянулись.

— Волки!

Крестьяне мгновенно расхватали пылающие головни — от костра осталась лишь черная, вытаявшая в снегу яма, на дне которой рдели угли. Кому не хватило огня — бежали к другим кострам.

Цепочка зеленых глаз, двигающаяся от леса, вроде бы приостановилась.

Загудел воздух — люди, крича, размахивали головнями, рисуя в ночи пылающие, брызжущие искрами петли. Взвились в небо горящие поленья, прочертили огненные дуги, упали в снег, зашипели, чуть-чуть не долетев до замершей линии едва различимых теней.

В стороне раздался долгий жуткий вой, и волчья цепь распалась.

— Они не отступятся, — сказал Малыш, перебирая стрелы в колчане. Буйвол вытащил легкий меч из деревянных ножен, для пробы махнул им пару раз. Покачал головой, швырнул на сани, взялся за свой топор.

— Тем хуже для них.

Крестьяне собирались небольшими группами — по трое, по четверо. Лошади, связанные меж собой, дрожали, взбрыкивали, лягались, попадали копытами по оглоблям, по передкам саней.

Айхия кидала хворост в ямы гаснущих костров. Хатук, подобрав брошенный Буйволом меч, встал рядом с бойцами. Ему было жарко, но он дрожал.

— Стрел мало, — сказал, сожалея, Малыш. И отпустил натянутую тетиву.