И вдруг, в тот самый миг, когда дверь распахнулась, воздух в комнате загудел от взмахов тысяч крыл. Заметались, забились тени, сея пух и перья, захохотали, заухали, завизжали. Лопнули стекла, вылетели оконные рамы. Туча невесть откуда взявшихся птиц закружилась живой вьюгой.
Ввалившиеся в комнату люди разом потерялись. Один схватился за лицо, упал на колени, выронив арбалет, закричал — совиные когти располосовали ему щеку, клюв выбил глаз. Другой бросился бежать, в дверь не попал, с маху ударился о косяк, опрокинулся, пополз куда-то на четвереньках.
Малыш ничего не видел, он укрылся за сундуками, забился в угол.
И Буйвол растерялся, прикрыл глаза рукой, заслонил лицо плечом, опустил меч.
Одна только ведьма видела все своими желтыми глазами. Она шла прямо к двери и руками гнала обезумевших птиц на врагов, изливая ярость и боль, выплескивая злобу и страх.
А потом в грудь ей что-то ударило, так сильно, что она задохнулась. Ее отбросило назад, швырнуло на стену.
Кто-то из людей, оставшихся за дверью, вслепую разрядил арбалет. Выстрелил в птичью метель. И не промахнулся.
Потому что так было нужно богам.
Ведьма захрипела, ухватилась за торчащую из груди железяку, потянула. Она еще была сильна. У нее оставалась ярость. У нее была чужая боль.
Но своя боль пересиливала.
Своя кровь клокотала в горле…
Мертвые птицы падали на пол. Живые вырывались на улицу — словно струи густого дыма валили из окон.
Ведьма, сцепив зубы, ползла к своему убежищу, чтобы напитаться там силой тьмы. Чтобы залечить страшную рану, если это возможно.
Если это угодно богам…
Кружился пух. Бились о потолок птицы. Падали со стуком, словно яблоки сыпались. Воробьи и синицы. Вороны и галки. Совы и ястребы…
Когда крылья перестали хлестать спину, а когти рвать одежду, Малыш выглянул из-за сундуков. Одновременно и Буйвол открыл лицо.
Кроме них и птиц, в доме никого не было.
— Это все ведьма, — с ненавистью сказал Теолот. Он смотрел на черные дыры окон, из которых еще вырывались птицы, и боролся с искушением пустить в дом стрелу. — Ведьма!
Ромистан стонал, пряча в ладонях изуродованное лицо.
— Теперь у тебя будет настоящее мужское прозвище, — холодно ухмыльнувшись, сказал парню Толстый Миатас. — С этого дня тебя будут звать Одноглазым.
— Он не слышит тебя, — сказал Крост Медвежатник. — Сейчас он видит только свое уродство.
— Но почему птицы? Почему? — недоумевал Виртис Безродный, приложив лезвие ножа к сизой шишке на лбу. — Почему не звери: волки, медведи, росомахи?
— Ты словно жалеешь об этом, — хмыкнул Крост.
— Просто пытаюсь понять.
— Видимо, потому, что ты подстрелил ее филина, — предположил Миатас. — Наверняка поэтому.
— Счастье, что у нее не оказалось сторожевого волка, — усмехнулся Миатас.
Охотники отступили, но не думали отступаться. Оставив немого Туаеса с тремя взведенными арбалетами сторожить южные окна, они собрались, чтобы обсудить, что делать дальше. Они были немного растеряны, обескуражены, встретив отпор. Они были готовы к схватке. Но не к такой.
— А что, если в следующий раз это будут звери? — Виртис ощупывал ушибленный лоб. — Или что-то еще более страшное…
Они не знали, не догадывались, что ведьма сейчас во тьме истекает кровью.
— Следующего раза не будет, — жестко сказал Теолот, и все Посмотрели на него.
— Мы отходим? — недоверчиво спросил Виртис. Теолот презрительно глянул на него:
— Нет… Конечно же, нет!
— И что же ты предлагаешь? — спросил Крост.
— Огонь. Мы пустим на них огонь.
Еще бились под потолком несколько ослепших пичуг, кричали, словно стонали.
— Может, она улетела? — предположил Малыш, издалека осторожно заглядывая в окно.
— Она не может летать, — сказал Буйвол, прикрывая дверь.
— И куда же она делась?
— Не знаю.
Ударила под потолок арбалетная стрела, выбила острую щепку, отскочила рикошетом, потерялась среди мертвых птиц на полу.
— Сторожат, — сказал Малыш. — Не уходят.
— Сколько их, не разобрал?
— Четверо, не меньше. Двое стерегли окна, еще как минимум двое ворвались в дом. Это я успел увидеть.
— Нет, их больше. Двое вломились в комнату, но за ними был еще кто-то.
— Насколько больше?
— Не знаю.
— Плохо.
— Что будем делать?
— Искать ведьму.
— Где?
— Не знаю.
— Плохо…
Буйвол с кухни принес длинное полено,, заложил его за дверную скобу, вбил кулаком покрепче, заклинил. Попробовал, надежно ли держится, покачал головой — запор никудышный, дернет кто посильней, полено вывалится.
Малыш следил за всеми окнами сразу. Близко к ним не подходил, чтобы не подставляться под выстрел. Враг тоже не показывался. Лишь несколько раз вылетали из-за деревьев железные стрелы, а откуда именно — не углядишь.
— Она улетела, — уверенно сказал Малыш.
— Ведьмы не летают.
— А эта летает. Жаль, не взяла нас.
Буйвол вдруг нахмурился, встревоженно закрутил головой, раздувая ноздри, принюхиваясь к чему-то.
— Чуешь?
— Что? — привычно хмыкнул Малыш. — Каша подгорела?
— Оставь свои дурацкие шутки! Дым! Теперь и Малыш нахмурился:
— Точно? Проклятье! — он, рискуя, выглянул на улицу. — Ничего не вижу!
— Подпалили со двора! Наверняка!