Малыш Николя и его друзья

Но на следующий день Жоффруа всё-таки объяснил, что было в его сообщении. Оказывается, он хотел нам сказать: «Не смотрите на меня так, из-за вас меня заметит учительница».

День рождения Мари-Эдвиж

Сегодня я приглашён на день рождения Мари-Эдвиж. Мари-Эдвиж – девчонка, но всё равно она классная. У неё жёлтые волосы, голубые глаза, сама вся розовая, и ещё она дочка наших соседей мсье и мадам Куртеплак. Мсье Куртеплак – заведующий отделом обуви в магазине «Для бережливых», а мадам Куртеплак играет на пианино и всегда что-нибудь поёт, какую-нибудь песню, в которой много таких громких кусков, которые даже у нас дома очень хорошо слышны каждый вечер.

Мама купила для Мари-Эдвиж подарок – маленькую кухню с кастрюлями и дуршлагами, хотя лично я не понимаю, как можно радоваться таким вот игрушкам. Потом мама одела меня в тёмно-синий костюм с галстуком, причесала с огромным количеством бриллиантина и сказала, что я должен вести себя хорошо, как настоящий маленький мужчина, а потом отвела меня к Мари-Эдвиж, это прямо рядом с нашим домом.

Я был рад, потому что очень люблю дни рождения и Мари-Эдвиж мне тоже нравится. Конечно, не на каждом дне рождения встретишь таких ребят, как мои школьные друзья Альцест, Жоффруа, Эд, Руфюс, Клотер, Жоаким и Мексан, но всё равно всегда бывает весело: угощают пирожными, можно поиграть в ковбоев, в казаки-разбойники, и это здорово.

Дверь нам открыла мама Мари-Эдвиж и так вскрикнула, как будто ужасно удивилась, что я пришёл, а между прочим, это она сама звонила моей маме, чтобы пригласить меня в гости. Она очень хорошо меня встретила, сказала, что я лапочка, а потом позвала Мари-Эдвиж, чтобы та посмотрела на прекрасный подарок, который я принёс. Мари-Эдвиж пришла, она вся была ужасно розовая, в белом платье с кучей маленьких складочек – правда, классная. Я ужасно стеснялся отдавать ей игрушечную кухню, потому что был уверен, что она дурацкая, и правильно сказала мадам Куртеплак, что не стоило тратиться на такой подарок. Но, кажется, Мари-Эдвиж своей кухней осталась очень довольна. Чудные они всё-таки, эти девчонки! А потом моя мама ушла, напомнив ещё раз, что я должен хорошо себя вести.

Я вошёл в дом Мари-Эдвиж, а там уже были две девчонки в платьях, на которых полно маленьких складочек. Их звали Мелани и Эдокси, и Мари-Эдвиж сказала мне, что это её самые лучшие подруги. Мы пожали друг другу руки, и потом я пошёл и сел в углу в кресло, а Мари-Эдвиж стала показывать мою кухню своим лучшим подругам, и Мелани сказала, что у неё уже есть такая, только лучше, а Эдокси заметила, что кухня Мелани конечно же намного хуже, чем тот столовый сервиз, который ей подарили на именины. И они все втроём начали ссориться.

Потом несколько раз позвонили в дверь, и пришла сразу куча девчонок с дурацкими подарками. У всех были платья, на которых полно складочек, а некоторые ещё и принесли с собой своих кукол. Если бы я знал, тоже захватил бы свой футбольный мяч.

Потом мадам Куртеплак сказала:

– Ну что ж, мне кажется, все в сборе. Мы можем садиться за стол, полдник готов.

Я увидел, что я там единственный мальчик, и мне очень захотелось вернуться домой, но я не осмелился. Когда мы вошли в столовую, лицо у меня горело. Мадам Куртеплак посадила меня между Леонтиной и Бертий, которые, как мне сказала Мари-Эдвиж, тоже были её самыми лучшими подругами.

Мадам Куртеплак надела нам на головы бумажные шляпы. На мне была остроконечная клоунская, которая держалась на резинке. Все девчонки смеялись, глядя на меня, и лицо у меня стало гореть ещё сильнее, а галстук ужасно жал шею.

Полдник был неплохой: маленькие пирожные, шоколад, а потом принесли пирог со свечами, Мари-Эдвиж подула на них, и все зааплодировали. Странно, но мне не очень хотелось есть. А ведь, не считая завтрака, обеда и ужина, я больше всего люблю полдник. Почти так же, как бутерброды, которые ем в школе на перемене.

Девчонки ели с аппетитом, всё время болтали, смеялись и понарошку угощали пирогом своих кукол.

Потом мадам Куртеплак предложила нам перейти в гостиную, и там я опять устроился в кресле в углу.

Мари-Эдвиж встала посреди гостиной, заложила руки за спину и продекламировала что-то там про маленьких птичек. Когда она закончила, мы все поаплодировали, а мадам Куртеплак спросила, хочет ли ещё кто-нибудь что-нибудь такое сделать – рассказать, станцевать или спеть.

– Может быть, ты, Николя? – обратилась она ко мне. – Такой милый мальчик наверняка знает какое-нибудь стихотворение.

У меня в горле стоял огромный ком, я только покачал головой, а они все расхохотались, потому что, кажется, в этой остроконечной шляпе вид у меня был совсем дурацкий.

Потом Бертий дала подержать свою куклу Леокади, села за пианино и стала на нём играть, высунув язык, но не доиграла, потому что забыла конец, и расплакалась. Мадам Куртеплак встала, сказала, что это было замечательно, поцеловала Бертий и попросила нас ей похлопать, и все девчонки опять зааплодировали.