Потом Мари-Эдвиж разложила все свои подарки посреди комнаты, девчонки стали над всем этим пищать и хохотать, а во всей куче, между прочим, не было ни одной стоящей игрушки: моя кухня, ещё одна кухня, но побольше, швейная машинка, кукольные платья, игрушечный шкаф и утюг.
– Почему ты не идёшь играть со своими маленькими подружками? – спросила меня мадам Куртеплак.
Я посмотрел на неё, но ничего не сказал. Тогда мадам Куртеплак хлопнула в ладоши и закричала:
– Я знаю, что мы сейчас будем делать! Водить хоровод! Я буду играть на пианино, а вы – танцевать!
Я не хотел идти, но мадам Куртеплак потянула меня, и мне пришлось дать одну руку Блондин, а другую Эдакси. Мы встали в круг, и, пока мадам Куртеплак играла на пианино свою песню, все водили хоровод. Я подумал, что, если бы наши ребята меня сейчас увидели, мне пришлось бы перейти в другую школу.
Потом в дверь позвонили: это моя мама пришла за мной. Я был ужасно рад её видеть.
– Николя просто лапочка, – сказала моей маме мадам Куртеплак. – Никогда не видела такого послушного мальчика. Может быть, он немного застенчив, но из всех наших гостей, несомненно, самый воспитанный!
У мамы был чуть-чуть удивлённый вид, но она осталась довольна. Дома я молча сел в кресло. Когда вернулся папа, он посмотрел на меня и спросил у мамы, что со мной случилось.
– Случилось то, что я им очень горжусь, – с улыбкой ответила мама. – Он ходил на день рождения к нашей маленькой соседке, был там среди гостей единственным мальчиком, и мадам Куртеплак мне сказала, что из всех приглашённых именно он самый воспитанный!
Папа потёр себе подбородок, снял с меня остроконечную шляпу, погладил по голове, стёр с моих волос весь бриллиантин своим носовым платком и спросил, хорошо ли я повеселился. Тут я и расплакался.
Но папа ужасно смеялся и в тот же вечер повёл меня в кино на фильм про ковбоев: они там без конца друг друга дубасили и здорово стреляли из револьверов.