Потом Ника просыпалась, и все начиналось заново: еда, умывание, игры, прогулка, снова игры, чтение, еда, умывание, чтение, укладывание, сон. Ника засыпала около 9 часов вечера, к этому времени как раз возвращался с работы Алекс и, вверив ему дежурство у кроватки дочери, Лина отправлялась на кухню ужинать, потом умываться и наводить порядок в доме. Так проходил день за днем. Ложась спать, Лина мучительно долго не могла заснуть, хотя и очень уставала. Чем дольше она лежала без сна, тем тревожнее ей становилось оттого, что часов для сна остается все меньше, ведь в 6 утра, словно по будильнику, подскочит в своей кроватке Ника. «Мне кажется, я больше никогда в жизни не высплюсь», – думала она.
Алекс стал уезжать на работу раньше, а приезжать позже – из этого района до работы было ехать дольше, по выходным он снова выбирался на свои вылазки, Лина много времени проводила с Никой вдвоем. Она чувствовала, что начинает тонуть в своем одиночестве, ловила себя на мысли, что все чаще стоит у окна и бездумно смотрит вдаль, не замечая, что дочь воплем кричит, вцепившись ей в ноги. А потом Ника перестала спать днем.
Был самый конец февраля, но зима и не думала заканчиваться, наоборот, ударили сильные морозы, дули ветра, выходить на улицу стало невозможно, пришлось отказаться сначала от одной, а потом и от обеих прогулок. Это было невыносимо – их привычный режим рассыпался, и Лина больше не знала, чем занимать жадного до внимания ребенка в пределах квартиры. Они играли, играли, играли, читали, рисовали, но время как будто остановилось. Лина, сама не зная как, дотягивала до обеда, но Ника без прогулки совершенно не уставала и не желала ложиться спать в обычное время после обеда. Она вырывалась, выкручивалась из рук, вылезала из кроватки, не лежала, вставала, верещала, чем совершенно выводила Лину из себя. Укладывания из одного часа растянулись до полутора, затем до двух. Однажды Ника уснула только к 4 часам дня, и Лина, измотанная и нервная сидела на кухне, закрыв лицо руками. Не хотелось ни есть, ни пить, только сидеть, уставившись одну точку с ужасом думая о том, что дочь встанет в шестом часу, и совершенно непонятно, как укладывать ее на ночь.
В один из таких дней Лина проснулась с головной болью и ознобом. Было больно глотать, руки и ноги ломило, и она поняла, что простудилась. Она застонала, поняв, что это будет мучительно долгий день. Лина приняла аспирин и таблетку витамина С. Ника, как обычно, резвилась и требовала игр, она же хотела только лишь укрыться с головой одеялом и пролежать так весь день. Она целый час читала дочери книжку за книжкой, но той это, наконец, надоело, она принесла охапку зверей и кукол, всунула Лине в руки медведя, зайца и тигра, требуя играть. Лина беззвучно заплакала. У ребенка не было эмпатии, ей было наплевать на ее состояние, Лина могла умирать тут от боли, Ника все равно требовала бы от нее игр и внимания.
Непонятно как подошло время обеда. Лина заранее содрогалась от мысли о том, что сейчас ей предстоит два часа укачивать дочь. Ника весело разбрасывала суп по кухне и совершенно не выглядела усталой. У Лины опускались руки. К тому же, у нее явно поднялась температура, заложило нос, потекли сопли. Это было невыносимо. Лина заварила себе пакетик Фервекса, потом подумала и решила закапать нос, потому что уже могла дышать только ртом. Когда она взяла в руки спрей для носа, ее немного передернуло от воспоминания о том, что случилось полтора года назад. Лина брызнула по порции спрея в каждую ноздрю и подождала несколько минут. Действие началось почти мгновенно – эти сосудосуживающе действуют невероятно быстро. Ощущение распухшего носа тут же прошло, она смогла легко вдохнуть. Лина вернулась в кухню, Ника продолжала разбрасывать картошку из супа по полу и вылавливать руками вермишель, чтобы отправить ее к себе в рот.
– Ну все, дорогая, пора умыть тебя и спать, – сказала Лина, доставая девочку из стульчика для кормления.