Мама

– Слушай, утро вечера мудренее. Давай решим, что делать, завтра, хорошо? Согласен?

Антон подумал, потом кивнул.

– Иди спать. Завтра что-нибудь придумаем, я обещаю, – Лиза обняла сына и чмокнула в макушку.

Когда он ушел, она снова открыла ноутбук. В голове проносились, как вагоны поезда, отрывочные воспоминания из рассказов Лины: вот маленькая Ника заболела ветрянкой, и потом у нее выпали все волосы… вот у нее постоянные приступы тошноты, рвоты, боли в животе и диареи, она две-три недели пропускает школу… вот они с мамой бесконечно ездят в детокс-центр, где Нике «чистят организм от шлаков»… вот она настолько слаба, что не может бегать с другими детьми на площадке, а лишь тихонько сидит на скамейке с игрушками… вот ее постоянные шапочки, под которыми, по словам мамы, вечные залысины… вот она спокойно играет с Антоном, а ее мама рассказывает об ее вечных истериках и трудностях со сном… Постепенно в голове у Лизы становилось все яснее – все воспоминания и догадки стали складывать в четкую картину. Лина открыла окно поисковика и ввела: делегированный синдром Мюнхгаузена.

«Делегированный синдром Мюнхгаузена или синдром Мюнхгаузена по доверенности – это расстройство, при котором родитель или другое лицо, осуществляющее уход за ребенком, либо придумывает ему ложные симптомы заболевания, либо заставляет настоящие симптомы выглядеть так, будто ребенок болен. Хотя делегированный синдром Мюнхгаузена – это, в первую очередь, психическое заболевание, он также считается формой жестокого обращения с детьми».

Лиза глубоко вдохнула и продолжила читать.

«Как распознать делегированный синдром Мюнхгаузена.

Как и обычный синдром Мюнхгаузена, когда человек симулирует болезни у самого себя, распознать его делегированную версию не так‑то просто. Слишком много в нём тумана и искренней лжи – как бы парадоксально это ни звучало.

Тем не менее, некоторые общие признаки, которые позволяют предположить у матери (или иного опекуна) делегированный синдром Мюнхгаузена, всё же существуют. Вот они:

Мать выглядит заботливой и крайне обеспокоенной состоянием своего ребёнка.

Она с ходу идёт на контакт с врачами, подробно рассказывая им о симптомах заболевания.

Мама подкована в вопросах медицины, отлично ориентируется в названиях препаратов и диагнозах.

Ребёнок часто, до нескольких раз в год, проходит лечение на дому или в стационаре. Причём этому предшествует странный набор симптомов, который нельзя отнести к какому‑то конкретному заболеванию.

Заявленное матерью состояние и симптомы ребёнка не соответствуют результатам анализов.

Как только ребёнок попадает в больницу, его самочувствие стремительно улучшается, странный недуг отступает.

Симптомы вновь начинают проявляться лишь когда пациент уезжает домой.

В крови, стуле или моче ребёнка есть признаки химических веществ.

Нормальные результаты анализов не успокаивают мать. Она требует перепроверки. И, наоборот, выглядит удовлетворённой («Я же говорила!»), когда состояние ребёнка ухудшается.

Лечением занимается только один родитель. Второй, а также другие члены семьи не принимают в этом никакого участия.

Есть подозрения (например, видеозапись или слова соседей по больничной палате), что мать совершает действия, способные ухудшить симптомы или нанести вред ребёнку.

3–4 подобных симптомов достаточно, чтобы присмотреться к семье внимательнее. Если их больше, то диагноз становится крайне вероятным».

Лиза встала из-за стола и начала нервно расхаживать по кухне, то и дело останавливаясь возле стола. Она понимала, что должна что-то сделать. Но это было слишком серьезное обвинение. Ей не хватило бы духу высказать его Лине в лицо. По спине пробежал холодок, когда она представила ее реакцию. Нет, это невозможно, она не сумеет. Но как же быть? Оставить как есть, не вмешиваться? Сообщить кому-нибудь? Но кому? В опеку? А если она ошибается? Если она навредит Нике и всей ее семье своим вмешательством? Лиза устало опустилась на стул. Решение никак не приходило. Она взглянула на часы – уже полдвенадцатого. Все же она решила сварить себе кофе, хотя и понимала, что после этого точно не уснет. Но она бы и так не смогла сейчас уснуть.

Стоя над мерно шипящей туркой, Лиза следила, как коричневые пузырьки поднимаются со дна и пробиваются наружу сквозь кофейную гущу. Когда стали появляться совсем крупные пузыри, Лиза выключила огонь, но вместо того, чтобы налить кофе в кружку, она осталась стоять с туркой в руке, глядя в стену перед собой невидящими глазами. Потом она резко вернула турку на плиту и быстрым шагом подошла к столу. Села на стул, разбудила уснувший экран ноутбука и открыла почту.

* * *

Нестор Симаков любил приходить на работу пораньше, хотя бы за полчаса до начала приема, чтобы собраться с мыслями и как следует подготовиться к рабочему дню. Вот и сегодня ровно в 7.30 он уже открывал двери детской поликлиники, попутно стряхивая снег с воротника.