Мама!!!

– Почем? – подходили они то к одной, то к другой палатке. Ворошили ломами – Саша вспомнила, с крюком – это лом! – товар, ждали ответа, ударяли раз по прилавку и подходили к следующему. И так у каждой палатки. За ними шли еще и еще. Все в одинаковых почти штанах, кто в полушубке, кто в куртке, кто в ватнике. Все расстегнутые, у всех рубашки школьные, значки, как у октябрят, и еще какие-то медали. Подошли совсем близко. Нужно было убегать, но выход перекрыла толпа. Что-то случилось там, в конце ряда, повалились палатки, люди застряли, не могли выйти.

– Почем? – спросил белобрысый и показал ломом как раз на тот стол, где Саша с мамой только что смотрели голубые сапоги. Вместо продавщицы уже стоял коротышка с черной щетиной и золотым зубом. Белобрысый с силой ударил посередине прилавка и спросил еще злее:

– Почем? Поче-е-е-е-ем?

Коротышка посмотрел в его глаза теперь уже зажаренного карася, подумал, присел как бы в поклоне и затараторил:

– Семьсот. Семьсот, дорогой. Все цены честный, мы сами рабочий человек. Всё по семьсот, взрослый размер тысяча.

Белобрысый ухмыльнулся. Посмотрел на вжавшихся в забор людей, которым тоже очень хотелось сейчас уйти, но они точно так же были заблокированы, и приглашающе махнул рукой.

– Всё по семьсот. А у того, в черном плаще, вон там… видите, женщина, вон там, в красной палатке, у него по пятьсот. Все размеры.

Люди удивились. Одна тетка робко подошла к золотозубому:

– Семьсот?

Тот нехотя подтвердил:

– Семьсот.

– Мне тридцать третий и тридцать пятый.

Подскочили еще женщины. Одни спрашивали про цены, размеры, другие выбирали.

– Мам, а померить? – запищал мальчик Сашиного возраста в синем пальтишке. Мама толкнула его в бок:

– Дома померишь.

Она схватила, как Саше показалось, не два, не четыре, а три сапога и побежала.

– Нехорошо, дорогой. Ты что творишь? Нельзя так с людьми, – пролепетал коротышка. Видно было, что он очень хотел, но боялся выдернуть из рук «покупателей» хоть один сапог. Так и стоял у себя в палатке, сверкая зубами. К нему никто из своих не подходил, потому что возле каждого стола уже были афганцы с палками, ломами, чуть ли не дубинами, повсюду шумела торговля. Сапоги, ботинки, которые еще пять минут назад стоили четыре-восемь тысяч, теперь продавали за пятьсот-семьсот рублей. Одни, в основном женщины, хватали кто что. Другие, будто впаянные в забор, стояли. Мама тоже стояла. Один раз она шагнула вперед посмотреть, что разбирают на столах, но в этой палатке тоже стоял мужчина с золотыми зубами. Только высокий, пузатый, в кожаной куртке. Он так на них с мамой посмотрел, что они сразу поняли: если они у него что-то по ценам афганцев купят, он их потом убьет. Мама шагнула назад.

– Берите, тетенька, что стесняетесь, сапожек ведь нет у ребеночка. Всё для вас, – прогнусавил знакомый голос.

Борзой пришел! Саша как будто даже обрадовалась. Он был без лома, с одним только своим обрубком, которым сбрасывал с раскладушки обувь, сгребал, сколько мог, и бросал к их ногам. Ее тут же суетливо подбирали другие женщины.

– Потом, потом мерить будешь, – поторапливала старшеклассницу тетенька с пышной рыжей прической и в пушистом зеленом берете, вместе они запихивали в сумки две пары голубых сапог.

– А деньги? – безнадежно спросил торговец, тоже пузатый, но вообще без зубов.

– А мы деньги позже занесем, мы дома забыли. Можно? – ехидно спросила рыжая и уже хотела бежать, но не смогла протолкнуться сквозь толпу.

– Они позже занесут, – прогнусавил борзой и подмигнул рыжей. – Давай, затаривайся, тетя.

Тем временем из коротышкиной палатки вышел еще один золотозубый. Высокий, в кожаной куртке с меховым воротником, в белоснежных штанах и белых туфлях. Он был похож на известного актера из индийских фильмов.

– Не, дорогой, так нельзя. Мы же тебе всё давали. Три раза уже в этом году давали. Тебе Махчик за что давал? Чтобы с армянами решал, – он переговорил на каком-то своем языке с коротышкой, который робко высовывался из-под навеса. Белобрысый афганец стоял в окружении еще человек десяти и улыбался. Похожий на индийца торговец уже не так уверенно, а взволнованно быстро-быстро и малопонятно смешным тоненьким голоском и говорил:

– Три раза приходил от армян отбивать, спасибо тебе, а сегодня-то ты чего пришел? Ты к Махчику сходи, он тебе напомнит, за что вам платит. Джума. Всё, отбой сегодня.

Белобрысый размахнулся и одним ударом железной палки разломал пополам стол коротышки. Женщины отскочили от обуви и тихо взвизгнули.

– Это у тебя джума, дуканище. А у нас сегодня поощрительные выступления, – хохотал белобрысый. Потом посмотрел на торговца серьезно: – Руки из карманов вынул. Быстро.

Из-за спины белобрысого вышел другой афганец со странным, очень коротким ружьем и наставил его на белые штаны. Торговец вытащил руку из кармана куртки и бросил на грязный снег пистолет. Саша слышала, как тяжело плюхнула под ним жижа.

– Дорогой, нет, ты к Махчику сходи, – упирался пузатый с поднятыми уже руками.