Они вышли на улицу как раз там, где продавалась обувь. На самодельных столах, на раскладушках было море обуви. Сапоги подвешивали за голяшки прищепками. Ботинки выставляли носами вперед. Почти у всех они были одинаковые. Продавцы громко, но неохотно кричали:
– Все размеры! Женщина, подходите, есть все размеры.
– Последняя скидка. Новогодняя скидка!
– Обувь турецкая. Из Турции, женщина, слышите? Не ширпотреб.
– Меряйте, меряйте, я уступлю.
Мама иногда наклонялась посмотреть сапоги и один раз даже попросила показать ей неизвестно как попавшие на зимний рынок туфли. Она долго вертела их в руке.
– За семь отдам, – сказала замерзшая продавщица.
Мама цокнула языком и поставила туфли на место:
– Дорого. И мерить холодно.
– Когда тепло будет мерить, тогда и цены другие пойдут, – продавщица поморщилась: ей пришлось выходить из-под навеса и поправлять плохо поставленные туфли.
Они завернули во второй ряд, где продавали всё то же самое. Мужской обуви было гораздо меньше, чем женской, и ее всегда продавали с краю. Всё остальное – для женщин. Снова сапоги на прищепках, бесформенные ботинки одного фасона. Они прошли все обувные ряды до конца – детских сапог не было.
– Проскочили, – вздохнула мама, и они вернулись в самое начало.
Там, в первом ряду, наконец появилась детская обувь. Валенки, смешные чуни совсем для маленьких. Сапоги… Саша не хотела валенки, в них уже мало кто ходил в школе. В них было неудобно, без калош в валенках промокали ноги, а в калошах прели. И бегать в них тяжело. Саша шла с мамой и думала: вот бы валенки были дорогие, дороже сапог. Саша хотела сапоги с мягким мехом внутри и с опушкой. Хорошо бы белые, но мама не купит ей белые – Саша всегда пачкается и быстро отбивает у сапог носы. Может, она купит ей розовые? Жаль, что цены никто не пишет и надо спрашивать. Мама проходит раскладушки с сапогами молча, даже не интересуется ценой – знает, что дорого. А Саша верит – вдруг есть дешевые? Вот эти, например, голубые, с молнией и пушком наверху. Плохо, конечно, что голубые, ни к чему не подойдут. Но вот такие же коричневые!
– Мам, спроси! Ну спроси!
Мама внимательно осматривает сапоги, ощупывает.
– Почем?
Продавщица вглядывается в них с мамой, будто оценивает их, а не сапоги:
– Шесть триста восемьдесят.
Мама аккуратно поставила голубой сапог на место.
– А у вас сколько есть, женщина? – спросила продавщица.
Мама озиралась по сторонам, будто сообщала секретные сведения:
– Тыща сто…
– Уууу, – присвистнула торговка, – это вам туда… чешки покупать. – Продавщица показала на самые задворки рынка.
Они с мамой только один раз так далеко были, там продают котят. Мама растерянно проверяла сумку, прижимала ее к себе локтем, будто стараясь прощупать, на месте ли эта тысяча сто. Мало у них денег. И сапоги нужны сейчас. Ну, или валенки. И после Нового года они станут дороже, а денег больше не появится. Мама говорит, что зарплата всё время уменьшается. Платят ей, что ли, меньше? Наоборот, больше. Весной было три с чем-то тысячи, потом пять, потом восемь. Саша уже умеет считать тысячи и всегда спрашивает мамину зарплату. Зарплата растет, но уменьшается. Весной они покупали ей сапоги за восемьсот рублей, а теперь не хватает даже тысячи.
– Пойдем, – потянула мама за руку, – тут только кожа. Дерматин надо искать.
Они пошли дальше по ряду, не особенно уже заглядываясь на столы, – видно было, что там стоят кожаные сапоги и ботинки, зимние, осенние, детские и совсем на малышей. Они дошли до конца ряда и хотели свернуть на следующий, как сзади услышали знакомый голос. Это же белобрысый афганец! Тот, второй, в пальто. Что он говорил, было не слышно из-за шума, визгов, внезапной суеты. Саша не хотела оборачиваться. Мама подталкивала ее вперед, уходить подальше, но моментально возникла давка. Продавщицы вдруг пропали, вместо них откуда-то появились странные, с черными усами и золотыми зубами, мужчины, которые быстро переворачивали столы, раскладушки, накрывали товар или сгребали всё к себе в большие сумки. Это были хозяева! Женщины-торговки, когда их просишь сбросить цену, часто говорят, что они торгуют от хозяина. Ну вот, значит, они и пришли. Какие-то перепуганные. Саша посмотрела наконец туда, где снова послышался голос афганца – там началась суета. Причем люди не кричали, а как-то все вместе бормотали. Торговцы спрятались под навесами своих палаток, за столами и баулами. Многие не успели убрать обувь. Покупатели столпились вдоль забора, между ними и палатками образовался узкий коридор. Все замерли. По коридору шли они. Белобрысый с палкой, железной, тяжелой, на конце крюк. У кого палки, у кого шары на цепочках. Многие были с нунчаками. Саша их раньше видела, дядя Олег с такими ходил. Один афганец держал в руках выломанную из овощного ящика палку. С гвоздями.