Мама!!!

Саша отодвинула на полсантиметра шторку – в зале и впрямь выстроилась очередь к кабинкам. На избирательный участок было всего четыре кабинки, все заняты. Мама пишет. Почерк у нее ровный, понятный. «Сколько можно над нами издеваться… Мы вас ненавидим, вы преступники, узурпаторы, народ спивается, дети голодают. Будьте вы прокляты с вашими выборами, с вашим Ельциным, проклятым алкашом…» Дальше кусок закрывала мамина ладонь. Она всё писала и писала, пока на бюллетене было место. Потом перевернула его на другую сторону, где были мелко перечислены партии. Но не поставила ни одной галочки. По телевизору говорили, что недействителен только бюллетень, в котором есть несколько отметок в квадратах или нет никакой. Что нельзя на нем писать, никто не говорил. «Зарплата… тысяч». Тут Саша не поняла, но она и так знала, какая у мамы зарплата. «…ваучеры украли, порезали сумку…» Это так. У мамы накануне украли ваучеры вместе со всеми деньгами. Тысячу с чем-то. Как раз оставалась неделя с лишним до зарплаты. Документы тоже украли, милиционер посоветовал искать в мусорницах – и они нашли уже через час, в мусорнице у 36-го дома, их выбросили, даже не раскрывая. Паспорт, удостоверение училищное…

Мама продолжала писать. «Постоянно выносят дверь…» Да, всё чаще ломятся пьяные. Ошибутся номером комнаты и тарабанят. Вернулся откуда-то «Законная жена». Год, наверное, его не было. Недавно, буквально на днях, пинали долго в дверь и непонятно рычали. Наконец они с мамой услышали знакомый ор: «Где моя законная жена?» Сделалось страшно, но не очень: «Законную жену» они с мамой знали. Так они звали мужика с нижнего этажа. Когда он напивался, жена пряталась у соседей и муж ходил по квартирам. «Где моя законная жена?» Они с мамой его не боялись, знали, что он постучит-постучит в двери, да и мирно уснет. Когда засыпал, жена приходила за ним с маленьким сыном и утаскивала домой. Она и в этот раз пришла. Сын уже подрос, наверное, теперь с Сашу ростом. А недавно вынесли дверь. Они и табурет подставляли, и стол кухонный. Никто ночью не вышел, дяди Толи, соседа, не было, он уехал к родне в деревню. Пьяный какой-то ломился и вынес им наконец дверь. Но они держали ее изнутри вдвоем, он попробовал прорваться в комнату, устал и уснул на пороге.

Мама писала. «…надсадилась таскать воду». Да, таскают. Всё в той же бочке. Надоело. Воду им отключают чаще и чаще, они уже набирают в ванну заранее и потихоньку моют посуду, умываются. Саша стала аккуратней, не лезет теперь в песок, не месит грязь, старается не пачкать штаны. Еще в третьем классе она сильно испугалась, когда маме после трех ходок за водой стало плохо и ее увезла «скорая». Почки. Саша сидела тогда весь вечер одна, до самой ночи. Тетя Оля пришла, спросила: «Ну что, не вернулась мать?» И всё. Что делать, если мама не вернется, она не сказала. Саша решила подождать до полуночи и, если мама не придет, выпрыгнуть в окно. А зачем было оставаться? Что бы ее ждало без мамы? Бабушка тогда еще у Иры жила. Пока бы она в Тюмень приехала, Саша бы от голода умерла и тоски. Но мама той ночью вернулась, ей сделали уколы, выписали лекарства. Хорошо, что на следующий день был выходной. Саша сама поехала в город за таблетками, в их аптеке ничего толком не продавали. Денег хватило рубль в рубль. На что они остаток месяца жили? Занимали, наверное…

Мама исписала уже и вторую сторону бюллетеня. Стала писать так мелко, что уже и не прочитаешь. Можно было разобрать отдельные слова: «надоело», «обнаглели», «лекарства», «дорого», «сдохнуть». Мама еще что-то хотела добавить в самом низу, но тут в кабинку заглянули.

– Да выходите вы! Все кабинки заняты. Вон у меня сколько народу проголосовать хочет.

Женщина, которая выдавала бюллетень, была в такой же шапке, как у мамы. Тоже, поди, вытертой сзади. У кабинок собралась уже целая толпа. Все стояли молча, злые, мяли в руках бюллетени. Некоторые с ненавистью смотрели на висевшие плакаты. «Выбираем достойное будущее», «Депутат – это звучит гордо». Не похоже, чтобы все спешили проголосовать – скорее, они тоже хотели оставить послание. Мама поправила шарф, вышла из кабинки и подвела Сашу к урне. «Бросай», – сказала она и протянула ей сложенный в несколько раз бюллетень, отчего тот стал таким толстым, что еле пролез в щель. Они вышли. Голосование проходило в кабинетах коменданта пансионатов. Здесь было несколько комнат, большой холл, который выходил на крыльцо. Люди шли голосовать через один вход, где сразу попадали в зал с урнами, а выходили через другой. В большом холле веселились. У двери висели воздушные шарики. На двух столах выставили блюда с ягодными ватрушками, пирожками. На каждом стояли самовар и подносы со стаканами. Тетки в ярких национальных платках разливали желающим чай. Большой музыкальный центр на шкафу закончил играть громкую песню, вроде казачьей, и грянул «День Победы». Мама ухмыльнулась:

– Ага, день победы над здравым смыслом.

Потом повернулась к столу с ватрушками:

– Привет, Галюсик. Ты чего вырядилась?