– Меня Володя зовут… – успел сказать прокурор, но Саша захлопнула дверь. Слышно было, как он в коридоре покашлял. Дома Саша раздраженно разделась, бросила шапку, шарф, скинула как попало сапоги. Слезы прошли, осталась ненависть.
– Нам папу не надо, поняла?
Мама пожала плечами:
– Да поняла, поняла. Мне тоже не надо. Куда нам тут еще папу, на голову его сажать, что ли?
– Поняла? Никакого папы! В окно выпрыгну! Видела я этих пап.
Саша включила телевизор и упала в кресло.
– Штаны-то сними. Мокрые все. Давай на батарею повешу. И сапоги надо сушить.
Мама ласково погладила ее по плечу, сама раздела, развесила вещи. Потом пошла проверить кран – оттуда выстрелила напором струя воды, во всём стояке затарахтело. Зря воду тащили! Вот, «Спокойной ночи, малыши!» начались. И сразу пошла рябь. Ничего, надо стукнуть как следует по телевизору и подождать. Хоть бы мультик был нормальный! Она поджала под себя ноги. Конечно, сосед был не пьяный. Он был мертвый. Худой-худой. Наверное, если бы она его вчера встретила, то сильно бы испугалась. А сейчас почему-то хочется быстрее забыть. Уж очень они много с мамой сегодня видели. Ей бы мультфильм посмотреть. Какой-нибудь хороший. Картинка вернулась. На экране вместе с Филей и Хрюшей появился новый персонаж. Котенок. Облезлый… Говорили о чем-то. Приватизация, можно купить столько всего… Потом Филя сказал, что котенка зовут Ваучер. Понятно. Теперь все про эти ваучеры говорят. На рынке их скупают. Саша сегодня видела человека с картонкой на шее: «Ваучеры, золото». Мамины подружки свои ваучеры сразу продали и маму уговаривали. Можно было поначалу продать так, что на сапоги бы Саше хватило. Но мама не продавала. Потом их вызвали в жилконтору и почему-то дали еще два ваучера. Мама сказала, что ошиблись. Забыли, что уже дали. У них стало четыре. В их училище один начальник есть, замдиректора, он еще в училище для бурильщиков работает. И он сказал, что в январе или феврале можно будет куда-то ваучеры вложить. Что-то выкинут, в каком-то «Сургутнефтегазе». Что надо ловить момент и покупать некие акции. Никто ему не верил, а мама поверила. Ваучеры она хранила при себе. Иногда перед сном показывала их Саше и мечтала: вложат четыре ваучера в нефтяные акции и будут миллионерами. Скорей бы дождаться января…
Котенок по телевизору что-то болтал. Рассказывал, как выгоднее ваучер продать. Нет уж, они за бутылку водки их продавать не будут.
Саша оглянулась на маму – та весело расставляла на полке мытую посуду, сметала крошки со стола. Такой день, а она улыбается.
– Я серьезно говорю – никакого папы. Чтобы пьяный тут валялся и бил тебя? Без языка мычать хочешь, как тетя Рая? Нет уж! Самим тесно и жрать нечего. Ты поняла?
Мама подошла к ней:
– Ты что говоришь? Как это нечего? Да и прокурор же он… Не будет, поди, пьяный валяться. У него квартира где-то есть, наверное. Не в пансионате же прокуроры живут.
Мама как будто теперь над Сашей шутила. Но Саша не смеялась.
– Не надо!
По телевизору начался чучельный мультфильм. То ли еж, то ли дикобраз, то ли волк взобрался на пенек и пел. Она выключила и снова села в кресло, поджав ноги:
– Не надо нам папу. Убью.
Мама хитро улыбнулась:
– Прокурора?
– И прокурора убью.
Четвертый класс.
Сколько весит душа Володиной?
Мама сняла шапку и отдала Саше. Подкладка была мокрой от пота. Шапка из крашеной лисы под чернобурку сзади и сбоку вытерлась до тонкой шкурки. Мама расстегнула пальто в елочку, откинула назад, чтобы не мешал, ангорский шарф в катышках. Продолжала писать на бюллетене. Мелко-мелко, почти без пробелов, иначе всё не поместится.
Из-за ширмы их подгоняли. Женщина со строгим голосом, выдавшая им бюллетень, сделала вид, будто постучала в шторку.
– Вдвоем нельзя!
– Да я с ребенком!
– Вижу, что с ребенком. А у нас тут очередь в урну. Освободите кабинку.
– Пусть в другую идут, – зло пробурчала мама, не отвлекаясь от писания.
– В другой тоже пишут. Романы там, что ли, сочиняете? Женщина, вы время не тратьте, всё равно, кроме нас, никто эти бюллетени не увидит. Мы же читать будем, а нам некогда.
– Ничего, почитаете…