Саша Аньку понимала. Ведь если рассудить, Анька Женю и воспитала. Годик Жене был, не больше, когда родители стали в Польшу ездить. Анька с бабой Тоней на хозяйстве оставалась. Аньке-то самой сколько было? Пять-шесть? Да, родители же стали вдвоем ездить, когда они в первый класс пошли. С шести лет Анька с Женей нянчилась. Поди, надоело уже.
– Я вечером зайду, если отпустят и если мама потом за мной пообещает прийти, – сказала Саша и зачем-то спросила: – Ты дома вечером будешь?
Можно подумать, у Аньки куча дел.
– Приходи, мама-то с папой и с Женькой до завтра уходят, они едут в «Зареку» к тете Алёне. Это тетя моя. У нее близнецы, им четыре будет. Вот, они едут в гости.
Как хорошо! Главное, чтобы мама вечером отпустила и потом пришла забрать. Ночи сейчас темные, холодные, одной страшно.
– Я приду, – сказала она Аньке и побежала домой.
Серёжа ползал у них в комнате по паласу. Вернее, не ползал, а извивался на животе, как червь. Сколько ему? Он уже давно должен ходить, а вместо этого даже не ползает. Говорят, потому что очень толстый. Щеки, что ли, у него перевешивают? Бабушка таскает его с седьмого, из своей комнаты, на восьмой и обратно. И гулять каждый день вниз спускает. Прямо как мама раньше Сашу, только она не была такой толстой и рано начала ходить. В семь месяцев уже стояла в кроватке и делала первые шаги. А Серёжа только катается по полу и гундосит. Вот он мычит что-то и показывает подбородком на кресло. Одной рукой ухватывается за сиденье, хочет подтянуться, почти во весь рост вытягивается, но никак не может встать.
– Ну что, погуляли? – мимоходом спросила бабушка и тут же наклонилась над Серёжей:
– И кто у нас тут будет делать зарядку?
Серёже прописали упражнения, но он не хочет заниматься. Бабушка придумала свои задания.
– Покажи тете Ларисе, как папа денюжку зарабатывает? А? Ню? Ню? Ню как?
Бабушка приторно улыбнулась Серёже и потом зло крикнула маму:
– Лариска, ну ты где?
Мама выбежала с посудой из ванной. Поставила мытые тарелки на стол, вытерла руки о халат и тоже наклонилась над Серёжей: они с бабушкой смотрели на него так, будто разглядывали рыб в аквариуме, а тот, словно толстый сом, ворочался на полу. Бабушка повторила просьбу, улыбнувшись еще слащавей:
– Ню-ню? Как папа денюжку у нас зарабатывает?
Серёжа начал раскачиваться торсом из стороны в сторону, будто метательный снаряд. Наконец как следует махнул правой рукой, перекатился на бок, ухватился за кресло и сел. Потом он сложил руки в кулачки и стал стучать одним о другой: вот так, мол, зарабатывает.
Саша уже разделась и теперь стояла возле обеденного стола. Вот бы так все деньги зарабатывали. Постучал себе кулачками – и пошел покупать пальто.
«Дурак», – выругалась Саша. Она слышала, что мальчики позже взрослеют. Но чтобы настолько позже, она не верила. Этот не ходит, не ползает и не говорит. И стучит глупо кулачками.
– А мама как денежки зарабатывает? – подошла Саша к Серёже, тоже наклонилась и строго посмотрела ему в глаза. Он отвел взгляд, заволновался, стал елозить взглядом то по бабушке, то по маме – искать поддержки. Мама пожала плечами. Бабушка сама потянулась складывать Серёже ручки в кулачки:
– Ну, как мама зарабатывает? От так, от так, – баба Лиза похлопала за Серёжу кулачками. Он тупо смотрел вслед Саше, которая пошла проверять кастрюлю. Подскочила мама:
– Иди руки мой. Суп будем.
– А какой суп?
– Детский.
Это мама сама придумала. Варила маленькие фрикадельки из мяса, какое было, бросала в кастрюлю целую луковицу и мелко нарезанную картошку. Лук в конце вынимала, а в суп вливала тонкой струйкой взбитое яйцо, получались хлопья. Хороший суп. Мама говорит, что придумала его для Саши, но больше похоже, что они ради Серёжи стараются, чтобы он хоть что-то ел.
– Мохель! – раздалось из-за кресла. – Мохель!
Это было единственное слово, кроме «мама», «папа», «баба», «нет» и «ням-ням», которое Серёжа произносил внятно. Бабушка утверждала, что «мохель» – это муха. Но какие мухи в декабре? Саша постаралась мысленно заткнуть уши. Просто представила, что у нее есть еще две руки: двумя она ест, а вторыми двумя затыкает себе уши. Надо побыстрее доесть и попроситься к бабушке в комнату почитать. Да, еще и проситься надо. Они к ним с мамой без спроса приходят, а Саша – просись.
Мама, как назло, одергивала:
– Не торопись. Не торопись, куда жуешь, не глотая?
Саша всегда быстро ела. Уж откуда такая привычка, непонятно. Мама рассказывала, что еще до садика водила Сашу к няне. Где-то здесь, в пансионате. У няни были свои дети, она брала Сашу ради продуктов, которыми с ней расплачивались, и пятнадцати рублей в месяц. Кормить особенно чужого ребенка было некогда – кормила быстро, Саша едва успевала проглатывать кашу. Об этом ей мама рассказала. А маме – старшая дочь няньки. Один раз она выбежала за мамой в коридор и прошептала: «А мама Саше пить не дает весь день, чтобы не ссалась. И есть дает быстро, а то разъедается». Поэтому, наверное, Саша так торопливо ест. Каждый раз боится, будто у нее отберут. Мама уже просто так замечания делает, для очистки совести.
– А добавки?