Они опустили его прямо на пол, у стены. Слава принялся расстегивать набрякшую от крови рубаху, в конечном итоге просто порвал ее. Борик открыл глаза. Взгляд его был мутным, словно подернулся утренним туманом. Он открыл было рот, силясь что-то сказать, но получился только хрип.
— Молчи, Боренька, — жалобно попросил француз. — Тебе нельзя сейчас говорить.
— А потом он не сможет, — безжалостно отрубил Слава, осмотрев рану. — Пуля неудачно вошла, плюс потеря крови дикая. Кроме того, у него еще плечо прострелено. — Если еще минут двадцать-тридцать протянет — считай, повезло. Хотя лучше бы ему сейчас помереть. Мучений меньше.
Анри побледнел как простыня. Скулы его напряглись, но в глазах блестел ужас. «НЕТ!» — кричали глаза его, душа его вопила. Но сам сутенер молчал, только поигрывал желваками да зубами скрипел.
— Тебя, — прохрипел Борик.
— Что? — встрепенулся Анри.
— Убить тебя… Григорянц велел… Змий едет…
Борик снова захрипел, потом закашлялся, от чего лицо его побелело и судорожно сморщилось.
— скоро… здесь… и остальных тоже… я…
Борик снова закашлялся.
— Занять оборону, — тихо, но уверенно приказала Юлия.
— Двое на правую лестницу, — принялся распоряжаться старший патрульный. — Двое на левую. Остальные за мной, на балкон. Как только выйдут из машин — стрелять на поражение.
Он вдруг сбился и робко поглядел на Юлию Владимировну. Та кивнула и старший продолжил:
— Ни один уйти не должен. Прищепа!
— Слушаю, — отозвался один из патрульных.
— Задержись. Дай сигнал по общей связи. По всем патрулям. Пусть будут наготове. В столкновения на улице не вступать, но всячески содействовать продвижению общественно-опасных элементов в нашем направлении. Вопросы?
— От кого распоряжение? — в лоб спросил Прищепа.
— От президента, — коротко ответил старший и вновь покосился на Юлию Владимировну.
Та снова молча кивнула.
— Исполнять, — приказал старший.
Гараж наполнился топотом и лязгом. Но уже через тридцать секунд, а то и того меньше, снова установилась тишина. И в этой тишине прохрипел мертвый голос Борика:
— …понял, что главное… чтобы жизнь продолжалась…
— Эй, гражданские, — позвал сверху старший. — Вы на балкон поднимитесь. Или сидите там, чтоб вас не видно и не слышно было.
37
Змий подъехал к Дому Правительства и притормозил. Что-то странное во всем этом. Мало того, что остановивший их патруль купился на отмазку — мол, они посольство от своего босса к их президенту, — мало, что отпустили, так еще и любезно указали на Дом Правительства. И помянули некоего посла на мотоцикле, который тоже, видать, от Григорянца ехал.
Не то чтобы Змий считал, что эти кроткие овечки, пропагандирующие конституционное право, могут пойти на какую-то хитрость, нет. Максимум связать и в кутузку посадить, но никак не разыгрывать сложные комбинации. Однако что-то подсказывало, что во всем этом кроется какой-то подвох.
Потому у съезда в гараж дома правительства он остановил машину и попросил сидящего рядом бритоголового:
— Митя, ты сходи-ка в гараж, погляди, все ли тихо.
Бритоголовый Митя кивнул, хлопнул дверцей и исчез в темном провале ворот гаража. Вернулся через минуту вполне довольный:
— Все тихо. И этот там.
— Который «этот», Митя?
— Барбос, которого ты подстрелил. Ну, за которым по лесу бегали. Я не смотрел близко, но валяется как неживой.
И тут Змий дал маху. Забыв про свои подозрения, предчувствия и ощущения, чувствуя скорую победу, он врубил передачу и въехал в гараж.
38
Они въехали одна за другой. Три машины, три черных джипа. Остановились, постояли какое-то мгновение, словно ожидая подвоха. Потом распахнулась водительская дверь переднего джипа. И следом за ней пооткрывались все остальные дверцы, делая машины похожими чем-то на вспугнутых ежей.
Братки вышли из машин. Их было двенадцать. Двенадцать похожих друг на друга бритоголовых крепких мужиков. И первый, старший видимо, сразу пошел к поваленному мотоциклу. Остановился на секунду, глянул на залитое кровью сиденье и двинулся дальше. И остальные шли следом.
И когда идущие последними бритоголовые отошли от своих джипов метров на пять, раздалась короткая, как выстрел, команда:
— Пли!
Если бы Борик был жив, он порадовался бы за патрульные службы сумасшедшей бабы. В отличие от братков Григорянца они не палили впустую, кто во что горазд, а стреляли прицельно, четко, слаженно. Пули градом обрушились на растерявшихся бандюков, и через считанные секунды бритоголовые лежали на земле. Патрульные спускались с лестниц и с балкона, неторопливо подходили к упавшим телам. Настороженные, оружие на изготовку.
Наконец старший расслабился. Опустил пистолет и улыбнулся:
— Вы имеете право хранить молчание, — сообщил он трупам и повернулся к своим. — Ладно сработано, ребята. Молодцы.
Молодцы тоже заулыбались, расслабились. Тут же пошли воспоминания кто, как и по кому шарахнул. За всей этой возней не сразу заметили, как один из мертвых, казалось бы, братков подскочил и бросился к выходу.
Змий, оправдывая свое ползуче-вертлявое прозвище, может быть, и улизнул бы, если…