Мама

— Слушай, Сашка! Приказ есть приказ. Ты сам еще не отец и потому ничего не понимаешь. В чем соль этих ее распоряжений, что ей хочется? Одеть его сейчас понаряднее, во все самое красивое, чтобы парень был как кар­тинка. Ты сам-то небось мундир надеваешь по праздни­кам, а не какую-нибудь задрипанную гимнастерку! Ви­дишь, подгузники даже я отобрал самого первого сорта.

— Да ведь это же, Костя, все так непрочно... она и пишет: на всякий случай два... Ехать пора, вот что, а не распашонки выбирать!

— Знаю, что пора. Постой, ты меня не нервируй. Еще и еще раз Константин перебрал по одной все ве­щи в ящике комода.

— Слушай, чудак человек, бери эту, с птицей неизве­стной породы, она же красивая очень! И еще какую-ни­будь возьми, Светланке на выбор.

— Да, придется так. Какую, по-твоему, взять?

— Вот очень нарядная тоже.

— Нельзя: розовая. Не девчонку везем.

— Так не видно же будет под одеялом!

— Все равно не полагается. Вот эту возьму, она го­лубая.

— Ну и прекрасно! Давай, давай завертывай, вол­нуется же она там! Да и машину мне на два часа дали, имей в виду!

Все Димкины вещи завязаны в пеленку, уложены в чемодан. Все Светланкины «и так далее» — тоже.

— Ты почему в плаще? Разве холодно? Пальто ей брать?

— Обязательно. Даже дождь начался. Не забудь шляпу или косынку какую-нибудь. Ей теперь простужать­ся никак нельзя. Давай мне пальто на руку... Так. Пошли!

«Вот сейчас сына увижу... До чего странно! Неделю уже знаю, что есть сын, а какой — невозможно себе пред­ставить! Долго все-таки они собираются...»

Саша второй раз уже заходит, осматривается с неко­торой робостью. Даже голос у него потише стал в этих стенах.

— Ну как?

— Сейчас выйдут. Терпи. Набирайся опыта.

Саша подходит к доске.

— Это их что же, сюда, в кружочки, вписывают?

— Да, сюда. Видишь, вот она, Светланка, и мальчик: три кило...

— Лебедев! Товарищ капитан!

Нянечка вышла из двери. Константин подбежал к ней:

— Идут?

— Одеваются. Дайте ее платье и туфли.

— Так они же в чемодане... Ох!

Батюшки, что же делать-то! Все «и так далее» Светланкино положил, а платье на стуле так и осталось висеть и туфли, завернутые,— на комоде! Распашонка подвела, распашонка с уткой замутила голову! Что же теперь де­лать?

— Александр, поехали домой за платьем!

Сашка морщится:

— Мне машину только на два часа...

Нянечка говорит:

— Ребенка уже одевают. Да вы не расстраивайтесь, товарищ капитан, пальто наденет, ничего не будет видно, а тапочки ей дадим, завтра завезете. Можно и в халате, только длинный он очень...

Дверь за ней закрылась. Саша скалит белые зубы и ржет так, что девушка с длинным носиком выглядывает из своей будки и укоризненно говорит:

— Потише, товарищи!

Но смеется не только Саша Бобров — смеются все, кто слышал негромкий, тревожный разговор: все стоя­щие в очереди к окну передач и все сидящие на ближнем диванчике.

— Ну и попадет тебе сейчас по первое число! — ра­дуется Саша.— Голову тебе жена оторвет!

— Не попадет. У меня жена хорошая!

Немолодой уже мужчина с бутылкой кефира в руках говорит очень серьезно:

— Напрасно обольщаете себя, товарищ капитан. За такое дело обязательно будет вам головомойка, уж по­верьте моему опыту!

И вот широко распахнулась дверь, в которую посто­ронним не входить...

На пороге — Светланка в пальто и пестром беретике, тоненькая, легкая, даже отвык видеть ее такой. Раскрас­нелась от волнения и гордости. Смеются губы, смеются глаза, смеются ямочки на щеках. Из-под пальто на целую четверть длинный халат, из-под халата — больничные шлепанцы. Ну совсем, совсем девчонка, а на руках — большая кукла, завернутая в голубое... Взял и расцело­вал при всей публике — пусть завидуют!

— Посмотри, какой он!

Отвернула белый кружевной уголок и показала сына. Носик розовый торчком, два зажмуренных глаза, две красные щеки — все!

Константин ожидал чего-то совсем другого, а чего — и сам не знал. Даже растерялся немного.

— Ух ты какой!

Светлана опять накинула кружевной уголок на крас­ное личико.

— Ну, пойдем. Саша, и ты здесь? Здравствуй. Хочешь посмотреть? Он спит.

Саша нагнулся с почтительным недоверием, как бы боясь разрушить непрочную игрушку.

— Герой!

Константин увидел, что ей тяжело держать ребенка.

— Дай, я понесу.

Голубой сверток был неожиданно легкий, но Констан­тин чувствовал, как напрягся каждый мускул во всем те­ле. Он пронес ребенка по ступенькам вниз, чуточку от­странив от себя, будто нес большую хрустальную вазу. Сзади — нянечка с чемоданом. В машину Светлана села первая, Константин осторожно положил ей на колени го­лубой сверток. Захлопнул дверцу. Саша обернулся:

— Поехали?

— Поехали. Ты только... того... поосторожнее, без ли­хости.

— Ясно.

Автомобиль тронулся.

Сияющие черные глаза — совсем близко...

— Ты уж прости меня, что так вышло. Понимаешь, распашонка подвела... Слушай, дай его мне, ты устала.

— Только держи его головкой сюда, а то, если вдруг толчок... Какая распашонка?

— Приказ был — доставить распашонку с уткой. Я весь комод перерыл.

— Почему с уткой?

— Не знаю, ты так написала. А на ней снегирь или, шут ее знает, совсем какая-то другая птица!