Мама

Потом неожиданно все повернулось. Бывает любовь с первого взгляда — и это кажется странным. Может быть, еще таинственнее и необъяснимее любовь с сотого и тысячного взгляда, когда этот сотый и тысячный взгляд очень знакомого человека вдруг становится первым взглядом любви.

Как она сахар колола меленько-меленько, когда чи­тал Надино письмо... Сам-то забыл вспоминать, а она не­бось вспоминает часто и думает: а вдруг еще люблю На­дю? А вдруг сравниваю?

Светланка! Если бы только счастливо кончилось! Я тебе никогда никаких огорчений!..

Почему не могут мысли проходить через стены?.. Да­же без мыслей, мысли все-таки — это слова. Почему не­льзя дать почувствовать близкому человеку: тут я, рядом с тобой, вот я трогаю рукой стену...

Константин бросил в урну окурок. Пойти посмотреть, может, что-нибудь случилось за эти четверть часа...

Нет!.. На белом кружке все так же одиноко: «Лебеде­ва С.А.» — и никого больше.

Утром в воскресенье Константин проснулся, когда в квадрате окна засерело бледное небо,— занавеска нака­нуне так и осталась незадернутой. В воздухе совсем уже по-осеннему сеется мелкая дождевая пыль. Все влажное: крыши домов, заборы, потемневший асфальт. Цветы на клумбах какие-то растрепанные, поникшие. Улицы совсем еще пустые. В автобусе, нахохлившись, сидит одинокая кондукторша.

Вот и дверь, через которую пришли тогда со Светлан­кой. Кажется, годы протянулись с тех пор, а не дни. Кажется, всегда так было: мучается она, бедненькая, а помочь ей нечем.

Ведь такой даже пустяк — передать ей ничего нель­зя: одни записочки — ни цветов, ни конфет...

Немного подальше — другая дверь. Как возьмешься за ручку — сердце будто выскочить хочет. Торопишься войти и в то же время замедляешь шаги. Другие просто звонят по телефону, и все. Нет, уж лучше приехать. По­звонил один раз, и вдруг бестолковый голос говорит: «Лебедева? Нет, кажется, у нас такой...»

Шагая через три ступеньки, Константин подошел к доске, на которой номера палат и фамилии — каждая в своем кружке.

И вдруг... даже в глазах все запрыгало: нет Светлан­ки на привычном месте!

Торопливо забегал взглядом по всей доске, по всем кружкам... Нет Светланки!

Да вот же она куда забралась, совсем в уголок, в де­сятую палату, милая, родная, хорошая! И мальчик у нее в том же кружке, мелким почерком так и написано: «Мальчик, 3550 гр., 51 см.» За решеткой все это дело, а то так бы и расцеловал!

А может, перепутали они что-нибудь?.. Нет. «Лебеде­ва С.А.» Может, однофамилица? Да с какой же стати? Не было ни одной Лебедевой, кроме нее, ни вчера, ни третьего дня. А если ночью привезли?

Девушки нет в справочной будке — и куда пропадает, будь она неладна! Константин постучал в дверь, куда по­сторонним вход воспрещается. Выглянула нянечка, со­всем незнакомая, из другого отделения.

— Погодите немножко, товарищ капитан, сейчас при­дет сестра, все вам расскажет.— И закрыла дверь.

«Посторонним вход...» Эх, бывают же черствые люди!

Константин еще раз проверил, не изменилось ли что-нибудь на кружке в десятой палате. «3550 гр., 51 см.».

Он сел на скамью у окна. Чудесный осенний день... дождик сеется... удивительно хорошо! Вес вроде непло­хой, кажется, даже немножко больше среднего. А 51 сан­тиметр... Кажется, в книжке «Мать и дитя» средняя дли­на для мальчиков...

— Что же это вы, товарищ Лебедев, ко мне на радо­стях и подойти не хотите?

Ждал, ждал — и проглядел, как девушка в будку во­шла!

Константин вскочил, наклонился к окошечку:

— Ну, как ее здоровье? Как она?..

— Хорошо. Сейчас спит. Только что я говорила с вра­чом.

— Вот спасибо-то вам! А ребенок?

— Вы же видели: три кило пятьсот пятьдесят грам­мов, пятьдесят один сантиметр.

— Нет, я хотел спросить: ничего он, здоровенький?

— Все нормально. Подробно про ребенка расскажет вам детский врач. Зайдите часов в одиннадцать.

Еще кто-то подошел к будке и ждет. Но невозможно оторваться так быстро, закончить разговор.

— Передачу теперь можно?

Хмурый гражданин стоит сзади и нетерпеливо покаш­ливает. Ладно уж, спрашивай, отойду на два шага, шут с тобой! Тоже небось волнуется... Никого у него еще нет, у бедняги, ни сына, ни дочери!.. Ну-ка, еще спросить:

— Девушка, дорогая, а скажите: что можно пере­дать? Цветы, фрукты — можно? Что-нибудь сладкое?

Какое счастье, что можно наконец... Девушка из будки вдруг позвала вдогонку:

— Товарищ капитан!

Обернулся к ней.

— Товарищ капитан, цветов только маленький буке­тик можно.

— Знаю, знаю! И чтоб без запаха!

Бесчувственные люди! Маленький букетик!

В кармане — банка с персиковым компотом. Ябло­ки— в пакете. И небольшой букет — астры.

Очень неудобно так по телефону разговаривать, но передача только с одиннадцати часов, так что время есть, а молчать больше уж невозможно.

— Боброва, пожалуйста, попросите.

Долгая пауза. Наконец непроспавшийся голос:

— Я у телефона.

— Сашка, ты? Сашка, у меня сын родился, представ­ляешь себе... Это я, я, Константин!

Ох и бестолковый же парень! Ага! Понял наконец, поздравляет! Ну то-то!

— Как Тоня себя чувствует?.. Привет ей.