– Я встречался с Уиллом и твоей матерью, – кивнул Николас.
– С мамой, – повторила Вайолет. Потрясение заставило ее отодвинуть стул и сесть.
– Она сложный клиент, правда?
Вайолет резко выдохнула, словно ее ударили в живот.
– Вы и половины не знаете. Уверена, мама была на высоте. Уютные прихватки, домашнее печенье.
Николас встретился с ней взглядом и рассмеялся.
– Вообще-то, булочки. Да, я вижу, что она может быть убедительной, что она может выглядеть лучше всех тех, на кого смотрит, вместе взятых. Я? Думаю, я для нее низшее существо – она ясно дала понять, что предпочла бы разговаривать с грязью на моем ботинке. К тому же, я занимаюсь этим уже достаточно давно для того, чтобы с подозрением относиться к людям, которые играют в совершенство.
Николас изучал ее своими глубокими черными глазами, которые вовсе не были злыми.
– Может быть, я абсолютно неправ, и тогда, надеюсь, ты мне об этом скажешь. Но я ушел из твоего дома странно… дезориентированным. А по моему опыту, опасные люди выводят тебя из равновесия.
Вайолет хотела бы не доверять его доброте, но ей было слишком хорошо. Ее слезные каналы были готовы к работе.
– Я вижу, что расстраиваю тебя. – Николас выглядел виновато. – Может быть, ты для начала расскажешь мне о своей сестре? Она настоящая причина, почему я здесь. Когда она пропала, твоя семья попала в нашу систему. А случай с твоим братом – это уже… – Он не мог подобрать подходящее слово.
– Следующий шаг? – предложила Вайолет.
– Не совсем. Просто я бы не делал свою работу, если бы считал, что эти инциденты никак не связаны.
– Ну а что ты хочешь узнать о Роуз? Характер, увлечения… что?
Николас пожал плечами.
– Что угодно, что поможет мне лучше понять ее душевное состояние, когда она сбежала.
Чем больше Вайолет пыталась описать Роуз – а в последнее время она делала это довольно часто, – тем больше ощущала, что объективирует ее, превращая в девочку из музыкального театра, потягивающую чай, укрепляющий голосовые связки, и задающую вопросы вроде «Тебе не кажется, что я фальшивлю?». Печальная правда же заключалась в том, что ее сестра была действительно хорошей актрисой, и Вайолет начинала понимать, что представления не имеет, что скрывается за маской, которую так умело носила Роуз на публике.
– Я не знаю. Мы жили с Роуз вместе, но никогда не были особенно близки. Все, что я могу сказать, ты, наверно, уже слышал от мамы и Уилла. Роуз много играла в школьных спектаклях. У нее была танцевальная обувь. Она не пила молоко перед важными концертами. Мама вечно покупала ей кофты с надписями типа «Королева драмы» или «Курс на Бродвей». Иногда она могла часами отрабатывать упражнения на дикцию вроде «В Каннах львы только ленивым венки не вили».
К ее удивлению, Николас расхохотался. Это был заразительный смех, искрящийся и искренний. Вайолет продолжала:
– В любом случае, в середине учебы у Роуз случилось что-то вроде «кризиса четверти жизни», и она перевелась с театрального отделения, решила, что будет счастливее, изучая камни – что-то типа ученого. Но, мне кажется, с тех пор она передумала. Она снова борется за премию «Тони».
– Значит, вы поддерживаете связь?
– Это слишком сильно сказано. Всего несколько писем. И она
– Это странно, но я ощущаю ее присутствие последние несколько недель, и тут она неожиданно выходит на связь, когда я оказываюсь в сумасшедшем доме.
– Есть ли шанс, что ты дашь мне ее контакты?
Вайолет пожала плечами.
– А мама не дала их тебе?
– Она сказала, что догадалась, что письмо, которое она передала тебе, было от Роуз, но она не стала переписывать адрес. Она хотела дать твоей сестре пространство. Она сказала, что ей так посоветовала полиция.
– Конечно, я могу дать ее адрес. Ее телефона у меня нет.
– Было бы отлично. Ты не против рассказать мне о том, что происходило за несколько недель до ее исчезновения? Она ссорилась с родителями? В доме происходило что-то, что объяснило бы, почему она сбежала?
Должно быть, Николас заметил, что она внезапно напряглась, как белка, перебегающая дорогу.
– Ты можешь рассказать мне, – заверил он.
– Я уверена, что до своего бегства, весной, она забеременела. Думаю, она сделала аборт, и мама стала вести себя с ней как республиканский консерватор.
– Как ты узнала об этом?
Николас не отводил взгляда, пока Вайолет рассказывала ему о фото на столе матери, но она была уверена, что он не ожидал такого услышать.
– Жестоко и необычно? – спросила она.
– Трудно сказать, – он потер затылок. – А твоя мама очень религиозна?
– Только когда это удобно.
– Ты говорила об этом кому-нибудь? Вашему отцу? Полиции, после того, как сбежала Роуз?
Вайолет покачала головой.