Мама, мама

– Я должна была рассказать. Знаю. Но одно дело – называть свою семью дерьмом, и совсем другое – говорить это про свою семью другим. Я не хотела, чтобы все знали, какие мы чокнутые. И ее все равно нашли. Я подумала, она и так уже достаточно натерпелась, чтобы мусолить все это еще раз.

– Как ее нашли?

– Она оставила за собой довольно очевидные следы: очистила свой банковский счет за неделю до отъезда, написала в колледже заявление, что уходит в академический отпуск, подала заявку на открытие новых кредиток. Она оставила для родителей записку на сиденье своей машины.

– И что было в этой записке?

– Точно не помню. Что-то о том, что она устала гоняться за морковкой на веревочке.

– У тебя есть предположения, что она имела в виду?

– Раньше я думала, что она устала от этих игр. Ну, что она сыта по горло колледжем, прослушиваниями, репетициями. Но после недельки, которая была у меня, думаю, морковка – это нечто другое.

– И что же?

– Любовь. – Вайолет покраснела. – Любовь моей мамы – довольно условная вещь. Роуз потратила годы, пытаясь заработать ее. Это заставляло ее ходить по кругу.

– Она была дезориентирована?

– Да. В любом случае, спустя несколько недель Роуз позвонила маме и сказала, что со всеми нами для нее покончено. Ее парень, Дэмиен, тоже подошел к телефону и сказал нашей маме отвалить. Сказал, что она дорого заплатит, если когда-нибудь попытается связаться с ними. Хотя они не то чтобы оставили ей возможность это сделать.

– Значит, Роуз нашла любовь, которую так искала, в парне?

– Ну, это типичная история, разве нет?

– Можешь рассказать мне о Дэмиене?

– Ни разу его не видела. Тебе придется расспросить о нем Роуз.

Вайолет поняла, что впервые задумалась, стал ли аборт тяжелым испытанием для их пары.

– Ты помнишь имя следователя, с которым вы разговаривали, когда думали, что Роуз пропала?

– Нет. Прости.

– Не страшно. Посмотрим, что мне удастся выяснить. – Он выглядел таким грустным, что Вайолет сразу поняла, какой вопрос он задаст следующим.

– Так, значит, в тот вечер, когда Уилл был ранен…

– Я уже сказала. Я не делала этого.

Николас примирительно поднял обе руки. Его темные ресницы дрогнули.

– Послушай меня секунду. Я собирался спросить не об этом.

Вайолет скрестила руки на груди, защищаясь, но ее лицо выражало смирение.

– Я собирался спросить, знаешь ли ты, что в тот вечер у твоего брата был припадок.

Вайолет быстро покачала головой.

– У него не было припадка, пока я была там.

– Я читал, что припадки влияют на память.

– Я спрашивала Уилла, каково это, больно ли ему. Он говорит, что нет. Думаю, ты просто отключаешься, как под наркозом.

Она ошеломленно замолчала на секунду, наконец осознав значение этой новой информации.

– Мне кажется, Уиллу сложно вспоминать события за несколько минут до обморока. Даже впоследствии он какое-то время разбитый и запутавшийся.

– Поэтому я и хочу узнать, кто-то еще видел этот инцидент? Может быть, твой отец?

– Он был пьян. Он был в полной отключке. Он сам сказал об этом вчера вечером на встрече анонимных алкоголиков в Епископальной церкви Христа. Есть целая комната свидетелей. Но такие группы конфиденциальны. Никто не должен рассказывать того, что слышит на встречах. – Вайолет опустила взгляд на свой желтый браслет и увидела, что ее руки дрожат. Она чувствовала себя загнанной в ловушку – как и в ту ночь, когда оказалась в больнице.

– Эй. – Николас мягко коснулся кончиками пальцев ее локтя. – Я верю тебе. Именно поэтому я здесь. Но пока у нас только твое слово против слова твоей мамы. Я просто хотел спросить, есть ли кто-то, кто может подтвердить твое.

– Роуз, – внезапно сказала Вайолет. – Я не уверена точно, но мне показалось – не знаю, – что она была там в тот вечер. Если ты планируешь с ней связаться, ты можешь спросить у нее.

Николас кивнул.

– Я спрошу у Роуз.

Вайолет заметила сочувственный блеск в глазах Николаса и наконец-то поняла настоящую причину, по которой хотела выбраться из больницы и из родительского дома. За их пределами существовали честные, здравомыслящие, отзывчивые люди, которым было не все равно. Не все покупались на выдумки ее матери. Не все думали, что Вайолет быстро скатывается к участи бездомной, вопящей тарабарщину и грозящей кулаком в сторону тумана. Джозефина действительно опасна. Ее преступления не обходились без жертв. Ровно наоборот: она создавала жертв, обходясь без преступлений. Другие люди тоже это чувствовали – такие люди, как Николас, знающий, что доказательством может быть ощущение, которое она в нем вызывала.

Закончив разговор с Николасом, Вайолет провела следующие сорок минут за ответом сестре. Она была готова подскочить и бежать, искать любой путь побега, даже включающий Роуз. К тому же, Николас напомнил ей, что Роуз спрашивала, есть ли у нее парень. Она снова и снова возвращалась к чувству, которое он ей дал, – теплому, непривычному, роскошному чувству, которое осталось с ней, тая, как украденная шоколадка в ее кармане.