Мама, мама

В конце Роуз бросала ей спасательный круг – свой номер телефона. Эти десять маленьких цифр с таким же успехом могли быть ключом к кодовому замку – большому старому замку, как на шкафчике Вайолет в школьном спортзале, – и, образно говоря, она провела целый год, крутя и дергая его, все время задаваясь вопросом, что нужно сделать, чтобы достучаться до сестры, которая то ли ненавидела ее, то ли игнорировала. А теперь Сезам открылся. Замок поддался сам по себе, словно из-за какой-то удачной неисправности. Роуз одновременно вручала Вайолет свободу и сестринские отношения – без соперничества, без борьбы.

Вайолет была бесконечно тронута. Она была взволнована. Роуз предложила ей крышу над головой именно тогда, когда она больше всего в этом нуждалась! Но она не могла избавиться и от ощущения легкой досады. Открывшись в своем последнем письме, она хотела какого-то подтверждения своим чувствам. В глубине души она надеялась, что Роуз ощутит ее боль и признает, что отношение, которое они видели от матери, было несопоставимым. Она хотела, чтобы Роуз написала: Да. Я знаю, что тебе всегда было хуже, чем мне. Я тоже это видела. Правда. Я чувствую твою боль.

Едва Вайолет затушила сигарету, дверь во внутренний дворик распахнула Эди. Ее глаза были опущены, и она шла медленными, драгоценными движениями по каменной плитке. Увидев Вайолет, она смутилась.

– Я сопру у тебя штучку? – спросила она, обращаясь скорее к пачке, чем к Вайолет.

– Они же твои.

Эди сделала слабую попытку улыбнуться.

– В таком случае, дашь мне одну?

Вайолет пришлось заняться спичками, потому что левая рука Эди была «мумифицирована» вплоть до ее обвисшей кисти. Это зрелище шокировало: длинная повязка, вероятно, длинная рана. От одного взгляда на нее у Вайолет заныло, точно резонатор, ее собственное предплечье.

Она сделала первую затяжку и двумя пальцами передала сигарету Эди.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она наконец.

– Вообще, довольно неловко.

– Если тебя это утешит, думаю, тут почти все устраивали нечто подобное. Мы все были на твоем месте.

Эди с сомнением кивнула.

– Я никогда раньше не делала этого подобным образом.

– Как это можно сравнивать?

– В этот раз было по-другому. Это сильнее опустошило меня. Во всяких полицейских шоу всегда говорят, насколько сокровенны ножевые раны. Что они забирают всю страсть и гнев. Теперь я это понимаю.

На Вайолет нахлынуло чувство страха. Она спрашивала себя, испытывал ли тот, кто травмировал Уилла, такую же ненависть к нему, какую люди вроде нее и Эди испытывают к самим себе.

– Что у тебя там? – спросила Эди.

– Очередное письмо от сестры.

Эди кивнула.

– Она что-нибудь пишет о том вечере? Ты по-прежнему думаешь, что она пришла мстить твоему брату в стиле «Убить Билла»?

– В смысле, «Убить Уилла»? Смешно.

Вайолет перевернула конверт и снова провела пальцем по печати.

– Даже не знаю. Она по-прежнему не пишет ни слова об Уилле. Она спрашивает, не хочу ли я жить с ней, когда выйду отсюда.

– Тебя отправляют домой?

– Возможно. Надеюсь. Сара-певт ведет себя очень уклончиво и ссылается на бюрократию.

Эди задумчиво стряхнула пепел.

– Переезд к Роуз решит многие твои проблемы. По крайней мере, тебе не придется возвращаться домой к этой лживой ненормальной.

Если, конечно, Роуз и Дэмиен тоже не окажутся ненормальными.

– Просто нужно все это переварить. Я не хочу быть подозрительной. Но каждый раз, когда Роуз – когда кто угодно в моей семье – старается что-то сделать изо всех сил, обычно есть какой-то нюанс.

– Ты чувствуешь, что есть какой-то скрытый мотив, – кивнула Эди, покусывая губу. – Понимаю.

– С другой стороны, я чувствую, что у меня снова есть сестра.

Эди ободряюще сжала ее плечо.

– Ты что-нибудь придумаешь. У тебя есть время.

Вайолет потеребила уголок письма.

– Не уверена, что у меня его много.

Уильям Херст

– Вот, Дуглас, – сказала мать, помахивая кредитной историей Роуз.

– Отлично, – ответил он, глядя сквозь нее. – Я покажу это полиции, когда приеду в участок.

– Не клади ее просто так в карман. Посмотри. Роуз открыла новые кредитные карты! Думаю, это обнадеживает, не так ли?

– Фантастика, – уныло отозвался Дуглас. – Я прослежу, чтобы они на это взглянули. Тебе же приходило в голову, что карты мог открыть Дэмиен?

– Ты поедешь прямо сейчас? Неужели это не может подождать до завтра?

– Я сказал им, что приеду сегодня вечером.

– А как же ужин? Вы двое, должно быть, совсем изголодались.

– Я да, – кивнул Уилл. – Я преголоден.

Дуглас бросил на него взгляд, способный покалечить, если не убить.

– Просто скажи, что ты хочешь есть, – еле слышно произнес он.

– Но это же одно и то же! – Голос Уилла сорвался на поросячий визг.

– Он прав, Дуглас. Нет, серьезно. Это просто ты не логофил.

Джозефина подмигнула Уиллу и горько рассмеялась.

Даже Уилл мог признать, что это было чересчур – то, сколько хлопот доставила себе Джозефина, сервируя стол льняными салфетками и суповыми тарелками, стоящими на декоративных.

– Правда, Джози, – сказал Дуглас. – На все это нет времени.