Мама мыла раму

Если поезд ушел, надо как-нибудь жить на вокзале:
в туалете, в буфете, под фикусом пыльным, у касс,
ибо нам небеса это место и век навязали,
как вовек полагалось верхам: не спросивши у нас.

Надо ставить заплатки на платья и ставить палатки,

разводить не руками, а кур, хризантемы, костры,
и Писанье читать, и держать свою душу в порядке,
и уехать хотеть за троих, то есть как три сестры.

И кругами ходить, как в тюрьме, по сквозному

перрону, —
и понять, и проклясть, и смириться, и все расхотеть,
и без зависти белой смотреть на дуреху ворону,
что могла б и в Верону на собственных двух улететь.

И на этом участке планеты дожить до рассвета,

и найти себе место под крышей и солнцем в виду
раскуроченных урн, и дожить до весны и до лета,
и слова рифмовать, и не тронуться в этом аду.

И стоять на своем, и пустить в это месиво корни,

и врасти, а потом зацвести и налиться плодом,
ибо поезд запел в небеса и свистки его горни,
но остался вокзал, на котором написано: «Дом».

«У, Москва, калита татарская…»

У, Москва, калита татарская:
и послушлива, да хитра,
сучий хвост, борода боярская,
сваха, пьяненькая с утра.

Полуцарская — полуханская,

полугород — полусело,
разношерстная моя, хамская:
зла, как зверь, да красна зело.

Мать родная, подруга ситная,

долгорукая, что твой князь,
как пиявица ненасытная:
хрясь! — и Новгород сломлен — хрясь!

всё ее — от Курил до Вильнюса —

эк, разъела себе бока! —
то-то Питер пред ней подвинулся:
да уж, мать моя, широка!

Верит каждому бесу на слово —

и не верит чужим слезам:
Магдалина, Катюша Маслова,
вся открытая небесам.

И Земле. Потому — столичная,

то есть общая, как котел.
Моя бедная, моя личная,
мой роддом, мой дурдом, мой стол.

…Богоданная, как зарница,

рукотворная, как звезда,
дорогая моя столица,
золотая моя орда.

«Кто варит варенье в июле…»

Кто варит варенье в июле,
тот жить собирается с мужем,
уж тот не намерен, конечно,
с любовником тайно бежать.
Иначе зачем тратить сахар,
и так ведь с любовником сладко,
к тому же в дому его тесно
и негде варенье держать.

Кто варит варенье в июле,

тот жить собирается долго,
во всяком уж случае зиму
намерен пере-зимовать.
Иначе зачем ему это
и ведь не из чувства же долга
он гробит короткое лето
на то, чтобы пенки снимать.

Кто варит варенье в июле

в чаду на расплавленной кухне,
уж тот не уедет на Запад
и в Штаты не купит билет,
тот будет по мертвым сугробам
ползти на смородинный запах…
Кто варит варенье в России,
тот знает, что выхода нет.

Екатерина Великая