Мамонт

И бригадир, памятуя об этом, начал выдавать мне по рублю в день, а то и по два. Я баловался маслом и сыром, угощал «пацанов» индийским чаем. Иногда, сочинив глазунью из купленных в деревне яиц, звал бригадира. Он брал из запасов, сберегаемых на случай явления прораба, початую бутылку, и мы «базлали за жисть и за погоду» минуток двадцать – в то время, когда другие метали раствор на стены. Угощал я начальство не из угодничества, а просто поступал по обычаю. Бугра полагалось по возможности «уважать». Он был тут и царь, и бог и распоряжался каждым из нас по своему усмотрению. То, что я требовал денег на еду, осуждения у него не вызвало. «Качнул пацан за права – ну, и добился! Справедливо!». И хотя выдаваемая мне сумма была на порядок меньше, чем у других, я всё же благоразумно счёл, что это лучше, чем ничего, и смирился. И вообще с некоторых пор я старался просто вкалывать и молчать. Как-то мы сидели на корточках вдоль стены и курили. Вдруг бугор ударил одного из парней. Оба они вскочили, парень замахнулся, но бугор уже поигрывал невесть откуда взявшимся топором. Все это происходило прямо над моей головой. Я знал, что меня не тронут, и сидел с равнодушным видом – как того требовал уголовный «этикет». Но я знал также, что при малейшем подозрении в чём-либо мне сначала поставят синяк на всякий случай, а уж потом начнут разбираться. А мне этого не хотелось.

Мы застеклили одну из комнат первого этажа, провели туда свет и расставили рядком раскладушки. В освободившейся будке соорудили из водочных ящиков как бы письменный стол. Кончивший шесть классов бугор разложил на нём чертежи и с умным видом иногда мерекал над ними.

Вот тут-то и появился на стройке Мамонт. Я увидел его, когда он, уже изрядно поддатый, вышел от бригадира и, молча выхватив у кого-то мастерок, принялся лихо штукатурить фасад. Из-под пиджака у него свисали сзади майка и серая нейлоновая рубашка. Мокрая кепка исходила горячим паром. Показав класс, он возвратил хозяину мастерок и вытер руки о довольно приличные штаны. Бугор ласково взирал на него из будки.

– Облепишь весь етаж снутря и стнаружа! – объявил великий бугор. – И я тебя не обижу! На подхвате вот етого пацана используй.

И он указал Мамонту на меня. Тот снова выхватил у ближнего парня мастерок, зажал в руке половчее и пнул пустое ведро.

– Раствор, паскуда!

Я быстро схватил ведро, подобрал на крыльце другое и побежал к бетономешалке. И носился до обеда как угорелый. Хоть я и управлялся с подхватом, Мамонт поминутно выражал недовольство, сыпал оскорбления и придирки и раза два замахнулся на меня мастерком. Но, когда я перетаскал весь раствор, он помог мне загрузить бетономешалку. Правда, делал он это как бы нехотя, молча и с мрачно-бешеным выражением лица. А после обеда, когда все сели на корточки, закурили и пустили по кругу банку с чифиром, гнусный Мамонт опять придрался ко мне:

– Ты, сукарна, как хлибаишь чифу?

– А что?

– Коротким глотком хлибай! А ты длинным колымским сноровишь. А здеся тебе не Сусуман!

Бугор, сидевший рядом со мной, вполголоса пояснил:

– Ты, пацан, вопросы Мамонту не гони. У него же авторитет! Мужик четвертак отбухал! Если ему спонадобится, так он тебе сам, без вопросов без твоих за всёрастолкует…

– О! – поощрил бригадира довольный Мамонт, и то ли засмеялся, то ли заплакал. Это было так неожиданно, что все притихли. Но Мамонт, конечно же, смеялся – видимо, его повело с чифира.

– Уважаю чифу грузинскую, второй сорт! – для красного словца изрёк бригадир. – С неё волокуша мягкая…

– О! – снова подхватил Мамонт. – Ванька Плаха в сточности так жа вякал! Откуда за него знаишь?

– Жрали вместе на зоне.

– Ет-та ниплоха! – одобрительно сказал Мамонт. – Ет-та ниплоха! Ты мне годисься! Найдёшь миня в городе по адристу…

И он вдруг назвал нашу улицу и дом соседа Налима. Я был далёк от восторга и потому промолчал, конечно. На другой день приехал пьяный прораб и, поблевав в бетономешалку, косноязычно передал новость – стройку, самовольно начатую совхозным директором, пока заморозить, а «сабашников» рассчитать и выбить из пределов усадьбы. Причём,рассчитать по обычным строительным расценкам. А это значило, что даже остатки аванса надо будет нести обратно в контору. Бригадир смотался туда и, вернувшись, всё же наградил каждого полсотней рублей. Плюс пропитое и пущенное на «дрянь».

– Гуляй, рванина! – горько посоветовал он.

Я засобирался домой. Мамонт забеспокоился тоже. Он разбудил дрыхнувшего на «письменном столе» прораба, нахлобучил ему на лысину мокрую измятую шляпу и одёрнул его новый синий халат. Прораб покорно сел за руль джипа и повёз нас на полустанок. Бригада разбрелась по деревне пьянствовать, и никто нас не провожал. Всю дорогу Мамонт проникновенно рассказывал прорабу, что едет к хворому «браццу Инуярию»и хотел было заработать на гостинцы попутно, да не судьба. А с другойстороны, сменил он тему к концу пути, ему на всё наплевать – брат не жилец на свете и денег у него, словно у дурака махорки… Я таращил на Мамонта глаза и едва ли невслух ужасался будущему соседству.