Маньчжурия, 1918. Особый отряд

— Рад это слышать, — Виктор нежно смотрел на девушку. — Сегодня приезжает господин консул, вечером здесь будет раут — я могу попросить вас быть моей спутницей?

— Раут? — у Ольги расширились зрачки, она прикрыла ладонью рот. — Конечно, с большим удовольствием!

— Тогда до вечера, Ольга Алексеевна!

— До вечера, Виктор Антонович! — лицо девушки засветилось предвкушением.

«Интересно, а дамы уже прожужжали ей все уши о том, какой я свободный кавалер и шикарный жених? Судя по её реакции — так и есть», — настроение у него было отменное.

Котову он велел приготовить машину на час дня, и вернулся в кабинет — парадная форма висела в шкафу. Почитал газету, почитал объявления, в том числе брачные — с некоторых посмеялся, и ближе к часу начал собираться.

«Давно я не надевал её, то есть бывший я», — парень смотрел на себя в зеркало — привлекательное лицо, волевой взгляд серо-голубых глаз, представительный вид.

Виктор осторожно поправил погоны и ордена, полученные за два с половиной года нахождения на фронте: Станислав третьей степени с мечами и бантом, Георгий четвертой степени. Драгунскую анненскую шашку цеплять особо не хотелось, но пришлось — он поправил темляк, разгладил ленту и несколько секунд оглядывал красный медальон-крест на эфесе.

«Нормально повоевал и хлебнул», — пару раз ему снились довольно тяжелые сны и он ощущал себя будто наяву в каком-то блиндаже.

Сжав кулаки и выдохнув, Виктор пошёл в гараж, придерживая шашку. По пути он вспомнил историю, которую несколько дней назад ему рассказал один из офицеров в штабе Плешкова:

— Поймали красного лазутчика. Заявляется к нам в форме ротмистра и говорит, что добирался к нам два месяца с Кубани, от самого Корнилова. Только дураком оказался — нацепил Георгия при анненской ленте, — смеялся офицер.

«Кстати, надо бы про Корнилова что-то выяснить — новостей вообще никаких, глухо», — напомнил он себе.

Евсеев уже был в гараже. Виктор поглядел на машину — она блестела, унтер-офицер Котов явно постарался.

— Едем, господа! — объявил он.

— По плану сегодня после торжественной встречи господа Хорват и Колчак отправятся в здание управления дороги, консул присоединиться к ним, после этого будет ещё одно заявление для прессы, — рассказывал ему Евсеев. — Китайских представителей на вокзале не будет, если не считать поезд губернатора.

— Наше дело простое — встретить, устроить торжественный ужин в консульстве — с этим мы управимся, дай бог, — ответил Виктор.

— Полковник Орлов не подведёт?

— Нет, он вполне лояльно относится к прибытию вице-адмирала — дело прежде всего, — взмахнул рукой Виктор.

— Георгий Константинович тоже на это надеется — нам предстоят большие дела, Маньчжурия и Кубань — последние островки законности в России, — заявил секретарь.

«Теоретически, у нас всех, начиная от консула — перспективы громадные на общероссийском уровне», — задумался он. — «Однако вот сейчас большевики известны тем, что захватили власть, разогнали учредилку и пошли на тяжкий по своим условиям и последствиям мир, в остальном — это крайне левая партия, состоящая из нескольких фракций еврейских интеллигентов и прочих загадочных, но амбициозных людей. Партия ради удержания власти только раскручивает маховик установления своей диктатуры и при этом висит на волоске от краха — зло расправляет крылья и желает кровью затушить пожар сопротивления. Основная жесть начнется осенью, и весь этот социальный взрыв никак не предотвратить — коллапс в экономике уже зашёл слишком далеко, и всё это усугубляется радикальными и вредными решениями этой партии, и таких шатаний ещё будет и будет. У большевиков как у раввина из анекдота — идей много, а куры передохнут, только на их месте — все мы».

— Знаете, Сергей Андреевич, все гораздо хуже и страшнее, чем кажется на первый взгляд — сейчас дракон большевизма, древний змий, расправляет крылья, скоро он будет готов утолить свою жажду крови.

— Что это вас на метафоры потянуло? — удивился Евсеев.

«Сейчас, прямо в эти дни, только мы здесь и добровольцы на юге готовы вступить в борьбу, но пройдет буквально месяц, и восстанет вся страна — плотину прорвут чехословаки. Это борьба за свободу и достоинство против фанатизма и тирании. Легко быть с краю и сказать — от меня ничего не зависело, что я мог поделать? Мол, я же простой обыватель, а ведь человек слаб, не нам выбирать власть и все такое», — хотел сказать Виктор, но вместо этого ответил иначе:

— Это не метафоры, увы! Вы читали записку Акинтиевского?

— Да.

— Мы на краю экономической пропасти, страна на пороге голода. Это означает буйство самых низменных инстинктов, наступит царство жестокости и принуждения, а большевики будут делать свою ставку именно на это — они стремятся к этому, это их метод и одновременно — цель!

— Знаете, Виктор Антонович, по существу я с вами согласен и возразить здесь нечего, однако вы слишком демонизируете большевиков.

— Вот как? Хм.