Маньчжурия, 1918. Особый отряд

«Хм, очевидно, что он их не любит и совершенно недооценивает фактор публичности, что и неудивительно для военного», — отметил для себя парень.

— Это очень хорошо — нужна публичность и открытая позиция, городская общественность должна узнавать новости от нас, а не из большевистских листовок, — убеждённо заявил Виктор. — Большевики сильны пропагандой. Газетчиков надо прикармливать.

— Возможно, вы и правы, — взмахнул рукой Орлов, — но меня это мало волнует — хватает другой работы.

«Вот и плохо — общественность надо кормить своими новостями и смыслами, иначе противники или конкуренты накормят её своими», — вздохнул Виктор.

Минут через пятнадцать генерал Плешков со своими сопровождающими, полковник Орлов с несколькими своими, а за ними Иволгин и Евсеев, вошли в задние вокзала и переместились на перрон — поезд ожидался уже скоро.

«Хорошо стоят, молодцы», — почетный караул Виктору понравился, а вот оркестр из двенадцати человек с трубами, барабаном и тромбонами его не впечатлил.

Они с Евсеевым стали в стороне от дверей, недалеко от репортеров, которые тоже курили в тени вокзала.

— Сергей Андреевич, касательно ответа на ваш вопрос…

— На какой? — немного удивился секретарь.

— О каторжниках и создании государственной машины, — при этих словах Виктора тот вскинул бровь и покивал. — Так вот — в высшем руководстве большевиков реальных каторжников мало, а если и есть, то они подконтрольны их партийной верхушке и в любой момент могут заменены на подобный же сброд. Кроме того, далеко не все эти каторжники — такой уж сброд, там полно идейных фанатиков-революционеров с академическим образованием. Однако важно другое — большевиков поддерживает часть генералитета и чиновничества, несмотря на весь их показной радикализм по отношению к старому правящему классу…

— Да ну что вы, Виктор Антонович! — пораженно перебил его Евсеев.

«Как бы ему попроще объяснить, не вдаваясь в известные мне глубины?» — на секунду задумался парень.

— Вспомните, сколько у нас было перед войной германофилов? Вот сейчас они в блоке с большевиками, а царский генерал Скоропадский на немецких штыках сидит в Киеве гетманом украинской державы, — решил он выразиться поярче. — Посмотрите на подписи выпускаемых Совнаркомом постановлений и декретов — фигурирует там такой себе господин Бонч-Бруевич, родной брат которого — генерал-майор и командующий Северным фронтом, — развёл ладони Виктор.

— Что вы хотите этим сказать? — тяжело вздохнул Евсеев.

— То, что большевики контролируют обе столицы и максимально быстро воссоздают госаппарат на основе старых учреждений, которые под их контролем, а мы здесь барахтаемся в болоте. У них генералов даже больше, чем у нас здесь и у Корнилова на юге, вместе взятых!

— Да, все эти офицеры в заложниках у красных, как и вся страна, — заявил Евсеев.

— Вот это мы узнаем ближе к осени, — усмехнулся Виктор. — Но факт остаётся фактом — офицерский корпус раскололся.

— Позвольте сигарету, Виктор Антонович, — попросил явно расстроенный услышанным Евсеев.

Пока снова курили и ждали дальше, Виктор раздумывал о своей идее: «С Орловым так просто об не поговоришь, он военный до мозга костей и моих купеческих поползновений может и не оценить, хотя сейчас такое время, что все должны адаптироваться. Вот Попов — этот да, он по своей сути очень амбициозен и сейчас делает всё, чтобы выбиться повыше в намечаемых здесь антибольшевистских структурах».

Виктор смотрел, как какой-то железнодорожник в десять минут третьего подошёл к Орлову и что-то ему доложил.

— Видать, запаздывает, — произнес Евсеев.

— Будем ждать, — пожал плечами парень.