Мандала

– Красотки. Все как на подбор, – заметил Чисан, бросая взгляд на ягодицы шедших впереди женщин, обтянутые настолько, что ткань, казалось, вот-вот лопнет. Я с какой-то стати думал о птице в бутылке. Куда я сейчас иду? Куда направляются эти люди? У всех ли есть куда идти? Этого я не знал. Единственное, что я мог знать наверняка, так это то, что я упорно иду, время непрестанно течёт, и ещё – что я неумолимо приближаюсь к смерти…

– У всех на свете женщин есть груди… Отчего так? Загадка, – произнёс Чисан, будто говорил монолог. – Ягодицами они взращивают смерть, грудью – любовь… Не будь у женщин грудей, мне было бы не так одиноко…

– Вы думаете о женщинах?

– Для нас, монахов, самое невыносимое время – когда порой проснёшься среди ночи от шума ветра за окном. Разве не так? Всё, что можно ухватить рукой, это ветер… Каждый раз с ужасом осознаёшь, что ты – неделимое число… Если в этом мире и есть живое счастье, то не в том ли оно, чтобы, внезапно проснувшись, почувствовать под рукой мягкую, как пшеничное тесто, плоть?.. Неужели это похоть?

Ворота монастыря С. были наглухо закрыты. Мы постучали – сбоку отворилось маленькое окошко, суровый бородач потребовал у нас документы. Досконально изучив моё удостоверение, он с недовольным видом открыл боковую дверь. В монастыре С. мы были впервые и не знали, где находится гостевая. Оглядевшись по сторонам, мы пошли на свет. Из комнаты доносился дружный смех.

– Доброго здравия. Примите странников.

Ответа не последовало, вместо этого снова раздался взрыв хохота и возгласы: «Бей, бей!» Я повторил приветствие громче. Дверь распахнулась, и нам навстречу вышел монах. В комнате вокруг телевизора сидело человек десять. Шёл рестлинг. Крупные парни в одних шортах, все перемазанные кровью, мерились силой. Я поклонился, сложив ладони.

– Вы откуда? – равнодушно бросил монах. На его носу блестели очки в золотой оправе.

Я отчего-то почувствовал себя неловко.

– Мы странники. Не подскажете, где гостевая?..

Монах приподнял очки.

– Чего расхаживать? Практиковать надо в одном месте. Гостевой у нас нет. Давно закрыли – так сложились обстоятельства.

Не успел я что-либо ответить, как он захлопнул дверь. Снова послышался раскатистый смех. Мне вдруг захотелось в туалет.

– Разумные слова, – заметил Чисан, когда мы вышли за ворота. – Стабильность – благо, а блуждания – зло. Бедность – порок, а богатство – благодетель.

– Даже не знаю. Какая же это стабильность? Носить рясу из дорогих тканей, очки в золотой оправе при хорошем зрении, блестящие туфли, золотое кольцо на пальце, аплодировать, сидя у телевизора, – неужели это стабильность? Неужели это – монахи? Если стабильность такова, я предпочитаю блуждать. Если монахи таковы, я подам прошение об отставке. Уж лучше быть пропащим.

Я почти кричал. Чисан лишь посмеивался.

– Всё это, конечно, правильно. Только проблема в том, где мы сегодня будем ночевать.

Мы не могли решить, куда идти. Мимо проходили разукрашенные девицы под руку с длинноволосыми крепкими парнями. Мне остро чего-то не хватало. А ещё внезапно я поймал себя на мысли, что люди мне противны. Это было поистине странное чувство. Глубоко в горах, в полной изоляции от мира, я безумно тосковал по людям, и несмотря на это, оказавшись на улице среди бурлящей толпы, стал испытывать отторжение.

Неподалёку от нас остановилось такси – из машины вышли два монаха. На них были рясы из дорогой материи, на носах – очки в золотой оправе, на ногах – блестящие туфли, в руках – коробка с тортом. Мельком взглянув на нас, они нырнули в переулок, уходящий к частным домам.

– Стоит в монастыре появиться человеку при деньгах, монахи тут как тут: заискивают, точно кокотки или евнухи, спешат услужить. Коли это дама, так вообще провожают до ворот, сумочку несут… Гостеприимство – это хорошо. Только оно должно быть нелицеприятным. А то с бедными так не церемонятся. Монахи ещё и совершают паломничества в дома зажиточных прихожан, тащат им угощения. Их блокноты исписаны датами рождений богатеньких мирян. Сядут в позу лотоса, расправят плечи и давай проповедовать. О милосердии, справедливости, жертвенности, следовании заповедям, терпении поношений, очищении… Призывают проявлять ещё больше благочестия, посещать храм и верить в Будду. Так, мол, будет вам счастье. Миряне и знать не знают, что под толстыми монашескими робами скрываются лицемерие и невежество. Люди проницательные – те сообразят, что к чему; а простые женщины, которые только и умеют, что выкладывать деньги и просить о благополучии, и не догадаются о коварном двуличии этих подлецов.

Приближался комендантский час – люди ускоряли шаг. Пора было куда-нибудь пристать.

– Может, пойти в монастырь А*? Или в Б*…

Чисан покачал головой.

– В итоге получится такая же история. Иди лучше за мной.

Он зашагал впереди. Мы свернули в переулок – там тянулся целый ряд акриловых вывесок с надписью «мотель».

О, эти раскрашенные девицы, слоняющиеся у дороги… Их соблазнительные фигуры, заманчивый смех… Я бросился в мотель вслед за Чисаном, как будто за мной гнались.