Я от изумления раскрыл рот. Сто тысяч! Двухлитровая бутыль сочжу без товарного знака стоит триста вон, за такие деньги можно купить три с лишним сотни… Во рту защипало. Я разом проглотил ещё одну стопку.
– Оно крепче, чем кажется. Не спешите.
Профессор беспокоился, что я напьюсь. Я засмеялся.
– Ну в этом плане у моей утробы хорошая закалка. Это всего лишь сладкая водица.
– Ха-ха-ха! Знаю-знаю, на что вы способны! Однако мы сейчас в бренном мире. Здесь и воздух отравлен, и вода грязная – хмель быстро ударит.
– Не волнуйтесь. Дайте-ка лучше стакан побольше. А то просто язык щекочем.
– Ха-ха-ха! Нравится мне ваша широкая натура! Дорогая, принеси бокал!
Я выпил подряд три бокала размером с кофейную чашку, и меня повело. По идее, настроение должно было подняться, но, к удивлению, в душе росло какое-то непонятное уныние. Казалось, кто-то обязательно меня предаст. Я нарочно притворился пьяным.
– Разве можно… так жить?
Профессор, кажется, меня не понял.
– Это вино… Вы не думаете, что это несправедливо? – подчеркнул я.
Профессор приподнял очки. Судя по морщинам на переносице, я испортил ему настроение. Однако ответил он вежливо, как подобает образованному человеку:
– Я добился всего честным трудом.
– Некоторые тоже честно трудятся, а не могут позволить себе даже сочжу.
– Вот это как раз и есть структурное противоречие капиталистического общества.
– Разве его не следует исправить?
– Это дело политиков.
– Но ведь мы… такие же люди.
– Разумеется, мы все одинаковы, но мы не равны. Да и не можем быть равными. Люди живут по-разному, вот и уровень жизни разный, иначе и быть не может.
Я перевёл разговор.
– Я где-то у вас прочитал, что особенность корейской экономики – усиление социального неравенства и высокий рост ВНП… Я не понял, что это значит.
Морщины на лбу профессора разгладились, он прикурил импортную сигарету и довольно засмеялся. Его смех прозвучал притворно. Похоже, ему хотелось покончить с возлиянием и прогнать бесцеремонного монаха. Однако я подался вперёд, собираясь внимательно слушать. Профессор снова засмеялся.
– Чем только не интересуются духовные люди!
Я не улыбнулся.
– Я решил интересоваться всем. Особенно экономикой.
Профессор изумлённо взглянул на меня.
– Экономикой… Ну что ж.
– Разве при росте ВНП уровень жизни рабочих не должен повышаться?
Профессор покачал головой.
– Обычно так и думают, но на практике всё немного иначе. Данные статистики – это фокус, своего рода массовая подтасовка. Прямой тому пример – с 1972-го по 1976-й годы зарплаты рабочих росли на восемь с половиной процентов в год, в то время как ВНП увеличивался на одиннадцать. Это доказывает, что со временем рабочий труд ценится всё ниже. Другими словами, даже если люди станут трудиться дольше и производить ещё больше продукции, их зарплата будет падать.
– Тогда как насчёт разницы между восемью с половиной и одиннадцатью процентами – куда девается эта прибыль?
– Что тут говорить – идёт в карман к некоторым монополистам. Они не выплачивают рабочим должной заплаты, не обеспечивают минимальные человеческие условия труда, а на сэкономленные деньги скупают мелкие фирмы, возводят здания, строят дворцы с эскалаторами и бассейнами, ради ночи с какими-нибудь артистками покупают им квартиры.
О, с каким воодушевлением люди порицают тех, кто живёт лучше их! В интонация профессора ощущался запал.
– Знаете, как нынешние воротилы стали финансовыми магнатами? Экономия и упорный труд – всё это допотопная история. Небольшое состояние, может, и зарабатывается своими силами, но крупное богатство, как говорится, даруют небеса, так что можно сказать, олигархи назначаются свыше.
Профессор пощёлкал языком.
– Однако в корейской экономике небеса – это банки. У нас есть проблема, связанная с иностранным займом. Кредит или займ в итоге выплачивается за счёт налогов, из карманов граждан. Можно сказать, наши небеса – правительство. Власти обещают народу лучшую жизнь, а сами выжимают из людей всевозможные налоги и откармливают финансовых магнатов. Такая вот ирония.
Потягивая вино, профессор с жаром распекал противоречия корейской экономики. Я выпил свой бокал залпом, будто изнемогал от жажды. Профессор больше не пытался меня сдерживать. В бутылке осталось меньше половины.
– Проблема серьёзная, – сказал он. – Большинство рабочих получают зарплату ниже прожиточного минимума, их жестоко эксплуатируют, заставляя трудиться в нечеловеческих условиях, а горстка капиталистов продаёт товар, произведённый потом и кровью, и обогащается… Откуда крах социальной справедливости, падение морали? Всё из-за неравномерного распределения, из-за растущего разрыва между богатыми и бедными. Каждый желает жить лучше других. И когда люди осознают, что разумными усилиями это желание не удовлетворить, то отчаиваются и сбиваются на ложный путь. Раз не получается прокормить себя честным трудом, становятся ворами и проститутками.