Мандаринка на Новый год

– Спокойно. – Она повернула голову и рискнула коснуться губами тёплой кожи. Еще один шумный выдох. – Дети умеют обращаться со спичками.

– Ты делала это раньше?

Вопрос прозвучал тихо. Напряженно. И она вдруг чётко поняла, что так явно звучит в нем. Ревность. Ну, надо же…

– Люба! – Он схватил ее за плечо, притянул к себе, наверх. – Ты делала это раньше?

– Странный вопрос. Ты-то должен знать…

– Это не одно и то же! Можно же и так только… без…

Она промолчала.

– Люба! Скажи мне: ты делала это раньше?!

Теперь совершенно точно – ревность. Требовательная ревность. Глаза его поблёскивают в темноте.

– Люба! – Он уже рычит.

– Нет, – наконец-то смилостивилась она. – Не делала. Но хочу… попробовать. С тобой.

– Чёрт… – Он притянул ее голову к плечу. – Ты зараза…

– Почему это? Ты что, боишься? Что я сделаю что-то не так? Откушу что-то… ценное?

– Любава…

– Можешь выдать мне краткие инструкции.

– Я сам тебя укушу! Потом. А сейчас…

– Да?

– Делай всё, что хочешь. Не стесняйся. Не бойся. Я вообще люблю… погрубее…

Вот как? Ему делали погрубее? Твою мать! Сейчас она ему покажет!

Люба выдохнула и двинулась вниз.

Не страшно. Не противно. Любопытно. Всё любопытнее и любопытнее. Она решилась и взяла его в рот. Наградой – стон Ника. Наказанием, спустя несколько секунд ее неуверенных движений – рука его на затылок, давление вниз, она едва не задохнулась и дёрнулась назад.

– Прекрати!

– Прости! – Она не узнает голос, будто не его, задушенный какой-то.

– Так! – Она снова подтягивается к нему наверх. – Что это за новости? Чего руки распускаешь?!

– Ну, прости-и-и… Я голову потерял…

– Вот чтобы не терять – держи ее! Руки за голову!

Он, не споря, выполняет ее приказ.

– Так и лежи, понял? Где только привычек этих пошлых набрался?

– Прости, я больше не буду! – Он упоительно послушен. Приподнимает с подушки голову, тянется к ней губами. – Пожалуйста, Любава…

– Пожалуйста что? Вот так? – Рука ее двигается вниз, пальцы сжимаются на твёрдом и подрагивающем.

– Да-а-а…

– Хорошо. – Она начиная медленно двигать рукой вверх и вниз. – Обещай, что будешь хорошим мальчиком.

– Обещаю! Только…

– Только что?

Он молчит какое-то время, тяжело дыша в такт движениям ее ладони. А потом сдаётся. Тихо, со стоном:

– Поцелуй его. Пожалуйста…

Ну, невозможно же отказать…

Чувство власти просто выносит мозг. Тем, как Ник реагирует на ее движения, прикосновения. Тем, как иногда не может сдержаться и стонет. Тем, как подаётся бёдрами вверх, стоит ей ненадолго отстраниться. И даже тем, как он послушно не убирает рук со своего затылка. Но особенно – каким он становится под ее губами. Меняется, твердеет, хотя куда уж больше…

Он вывернулся из ее рук и губ стремительно. Опрокинулся на живот, с шипением, как мокрый чайник на горячей плите, плечи дрожат.

– Ник…

– Сейчас… – низко простонал он. И лишь спустя несколько секунд: – Уф-ф-ф… успел…

– Что успел?

– Сейчас узнаешь!

Она оказалась мгновенно на спине, под ним. И вот он уже в ней. Господи, даже не верится, что раньше он внутри причинял ей боль. Сейчас – лишь острое, почти болезненное наслаждение. Наслаждение быть наполненной им.

– Обними меня!

Она покорно сцепляет руки на его шее.

– Ногами тоже!

Перекрещивает икры на его пояснице.

– Вот так. Вот та-а-ак… Чёрт… такая сладкая… узкая… горячая…

Болтун хренов, убивает ее этими хриплыми отрывистыми словами! Этими резкими движениями. Всё быстрее и быстрее. Навстречу ему разворачивается собственное наслаждение, побуждая двигаться в ответ. Так же быстро. Но он явно быстрее.

– Ник…

– Что?.. – Голос звучит так, что ясно: он не понимает толком, что говорит – уже там, почти за гранью.

– Ты торопишься…

– Да?

– Да, – шепчет она ему на ухо. – Я не успеваю. А я хочу с тобой, малыш…

– О-о-ох… – Его лицо так близко, что ей даже в этой полутьме, рассеиваемой лишь светом фонаря над подъездом, видно – как блестит капля пота на виске, как ходит желвак над скуле. – Хорошо… я сейчас… я попробую…

Так. Выполняем разрез брюшной стенки в правой верхне-подвздошной области… В разрез выводим слепую кишку и аппендикс… Перевязываем брыжейку. Отсекаем отросток. Обработать культю антисептиком. Кисетный шов. При затяжке шва культю погрузить в просвет слепой кишки. Уф-ф-ф… Кажется, отпустило немного.

– Ник?..

– Сейчас, моя хорошая, – он начиная неспешно двигаться. – Сейчас, моя сладкая. Медленно и печально. Я буду нетороплив, как улитка. Чтобы мы успели оба.

Улитка, как же. Вместо этого он рвёт темп. То сильно и часто. То медленно и почти лениво. То глубоко, то почти не входя, лишь дразня. Сдерживает себя, зажмуривается до огненных всполохов под веками. Наградой ему сначала ее жалобные всхлипы, неразборчивые слова, ногти в плечи. А потом она затихает под ним. И это офигенный признак. Перед оргазмом она всегда становится тихой. Лишь дышит – всё чаще и чаще, и вот, наконец-то…

И без того тугая, сжимается так, что он дёргается. И еще, еще, ритмично, сладко. Всё, теперь его очередь. Догоняет ее в пару движений, падает сверху, совершенно без сил. В пустой голове одна мысль: кончать в кончающую девушку – нереальный, запредельный кайф.