Мандаринка на Новый год

– Хороший мой… Это совсем не обязательно.

– Как это – не обязательно? То есть я зря искал этот комплект чёрного постельного белья в Интернете? Зря зажёг пятьдесят свечей? Зря исколол все пальцы, обдирая кучу роз? Зря выжрал полпачки антигистаминных?

Она могла бы сказать многое. Но сказала главное:

– Нет. Не зря.

– Нравится?

– Очень.

Он довольно улыбнулся. Огоньки свечей поблёскивали в его глазах.

– Тогда давай посмотрим, как ты будешь выглядеть среди розовых лепестков на чёрном шелке в свете свечей.

– Давай посмотрим.

– Раздевайся.

Люба удивленно посмотрела на Ника. Он демонстративно изобразил ожидание. Ну что ж, мальчик, сам напросился.

Дома она не переоделась, и сейчас на ней приличный костюм для офиса – короткий, в талию, жакет, прямая юбка-тюльпан. Пальцы ее начинают одну за другой расстегивать потайные кнопки на жакете. Первая, вторая, третья, четвертая. Она повела плечами, и чёрный жакет из шитья упал к ее ногам. Черный же, прозрачный кружевной бюстгальтер мало что скрывает. Да и нечего ей скрывать от Ника. Глаза в глаза. Он на мгновение прервал зрительный контакт, проследив за соскользнувшей по бедрам юбкой. Сглотнул.

– Помочь не хочешь?

Ник помотал головой. Голос сел, но он сказал:

– Я лучше посмотрю.

Люба деланно равнодушно пожала плечами и завела руки за спину. Не торопясь, аккуратно расстегнула крючки. Ник демонстрировал поразительную выдержку. Но и Люба еще не всё показала. Изящное движение плеч – и кружевной бюстгальтер пополняет кучку чёрной одежды у ее ног.

Жаль, что на ней не чулки, а просто тонкие, телесного цвета колготки-невидимки. Были бы чулки – Ник бы уже сдался. А так придется прибегнуть к крайним мерам.

Колготки снять красиво трудно, поэтому Люба постаралась сделать это побыстрее. Зато собой в одних лишь прозрачных кружевных трусиках позволила Нику полюбоваться всласть.

А потом подцепила пальцами тоненькие кружевные края и уничтожила всю интригу. Одежды на ней не осталось. Ее одевал только мужской взгляд – ласкающий, обволакивающий, словно шёлковое покрывало. Но с места Ник так и не сдвинулся. И, поскольку было похоже, что он просто прирос к полу, Люба по-кошачьи скользнула по чёрному атласу.

– Оу-у-у. – Она выгнула спину, закинула руки за голову, потянулась. – Знаешь, а мне нравится. А тебе?

Он смог только кивнуть.

– Очень приятно на ощупь, – продолжила мурлыкать Люба. Слегка отвела в сторону бедро, позволив ему лишь на мгновение увидеть… И снова сомкнула ноги. – Такая гладкая ткань, мягкая и гладкая…

Тут он всё-таки не выдержал. Матрас прогнулся под его весом – он сел у нее в ногах. Она пальцами ножки коснулась его обтянутого джинсами бедра, Ник провел пальцем по ее ноге.

– Вряд ли более мягкая и гладкая, чем твоя кожа… Знаешь, ты была права.

– В чём?

– Это красиво. Нереально красиво.

У него никогда не хватит слов, чтобы описать, какая она. Фарфоровая кожа на черном шелке. Розовые лепестки роз и розовые лепестки ее сосков и… И просто комок в горле. Бывает так – что сказать не можешь. Так красиво, что дыхание перехватывает.

– Скажи мне, – она продолжала гладить пальчиками ног его бедро, – почему опять я голая, а ты нет?

Он не стал произносить дежурную фразу о том, что кто-то торопится. Вместо этого перегнулся, подцепил один из усыпавших кровать лепестков роз и аккуратно положил его на вершину левой груди. Наклонил голову, оценивая результат. Идеально подошло – и цвет, и размер. Повторил то же самое с правой. Выдохнул хрипло:

– Ну вот… Я тебя одел.

Теперь не нашлась с ответом Люба. Грудь ее вздымалась всё чаще и чаще.

– А теперь я тебя раздел… – Ник одним движением смахнул лепестки с ее груди. И припал к ней губами. Время любования закончилось. И пришло время наслаждаться.

* * *

– У нас есть минералка в холодильнике?

– Угу. – У него еще не выровнялось дыхание. – Есть. И сок есть. Сейчас принесу.

– Не надо. Я сама схожу. Ты и так постарался.

– Тебе правда понравилось?

– Очень.

– А… о чём ты сейчас думаешь?

– Почему ты спрашиваешь?

– Ответь мне!

– Ну, если честно… то о том, что надо бы погасить свечи – они жгут кислород. Хотя пару можно оставить. И надо бы убрать все лепестки, и упаковать герметично, иначе ты у меня под утро расчихаешься.

– Ты ужасно неромантичная женщина, Любава Станиславовна.

– Я не женщина. Я самка звероящера, ты разве забыл?

От его карающей длани Люба со смехом увернулась и отправилась за минералкой. А когда вернулась…

– Боже мой! – Она демонстративно прикрыла лицо ладонью.

– Что такое? – Ник, лёжа на животе, посмотрел на неё.

– Самойлов, я тебе говорила, что у тебя отпадная задница?

– Хм… По-моему, нет.

– Не попка – пэрсик! Особенно с этими прилипшими лепестками роз. Просто самое оно для гей-порно…

– Любава!

Во второй раз ей не удалось увернуться, и он повалил ее на кровать и щекотал, пока она не взмолилась о пощаде и пообещала, что больше так не будет. Или будет. Вот так. Вот та-а-ак…

* * *