Во-вторых, не только действиями, но и словами пилоты и другие персонажи открывают своё несогласие с принципами Пацифизма. Лукреция Нойн в ответ на слова Релены против «Ромфеллер» говорит: «Я не верю, что абсолютный пацифизм работает таким образом, как полагает мисс Релена». Мистер Виннер, отец Кватре, изображен в манге как почти безумный фанатик, который ни за что не станет бороться против «ОЗ» Он приказывает сыну не сражаться, на что сын отвечает: «Если я не стану сражаться, то кто станет?» А сестра Кватре Илеа поддерживает его, говоря: «Кватре сражается во благо колоний, как и ты, отец». Когда Релена становится королевой и призывает к разоружению всей земной сферы, Хииро говорит (после того как решает не убивать её!): «Удачи, я ухожу в космос бороться с врагами вашего мира».
Сюжет отчётливо показывает, что пацифизму, который применяется в «Гандам Винг», не удаётся принести мир. Пассивное принятие давления «ОЗ» не может быть названо хорошим гармоничным миром. Каждый раз, когда выступают пацифисты, их или защищает кто-то другой, или их разбивают. Например, когда пацифистское Королевство Санк атакуют, Хииро спасает всех с помощью мобильного костюма, а Мистера Виннера, который открыто выражал несогласие с «ОЗ», убивают хитрой уловкой. Хотя манга и аниме имеют различия в описании характера мистера Виннера, и там, и там показано его противостояние «ОЗ», заканчивающееся смертью. Напрашивается вывод, что противостояние пацифиста милитаристской организации, желающей сокрушить всё на своем пути, приводит к единственному результату — сокрушению пацифиста. Так, может быть, как я и говорил, пацифизм не оправдан во вселенной «Гандам Винг»? Но это поднимает вопрос: что тогда? Более того, поверх вопросов пацифизма что ещё может определять моральную структуру «Гандам Винг»?
Концепцию моральной структуры нужно коротко прояснить. Эта структура может быть описана как большая картина, состоящая из маленьких кусочков морального пазла. Это сумма всех моральных правил и ошибок во всей системе. Это не просто собрание индивидуальных утверждений о том, что правильно и неправильно. Это также система, при помощи которой каждое действие может быть определено как правильное или как неправильное. Моральная структура произведения является полным эквивалентом того, что философы называют системой этики. Разница, однако, заключается в том, что моральная структуру описывает историю, или то, что Толкиен[18]
называл второй реальностью — созданный мир, за пределами которого мы находимся, в отличие от системы этики, описывающей реальность с нашей перспективы. Пытаясь описать моральную структуру «Гандам Винг», мы пытаемся описать мир, который создали Йошики Томино и Хайме Ятате. Мы можем держать в руках все три тома манги, в которых находится целая вселенная, ограниченная на каждой странице рамками из чёрных чернил. Реальность не позволит нам такой роскоши.Примером хорошо известной этической системы может быть экзистенциализм Жан-Поля Сартра (1905—1980), в котором мы не можем объективно узнать, что правильно, а что нет. Хотя система Сартра имеет много нюансов, основа очевидна в популярной культуре. Кто не слышал выражения: «Откуда тебе знать, что правильно, а что нет?» Однако до экзистенциализма Сартра и других были философы, которые верили, что можно выявить этическую систему, которая будет указывать нам, как жить. Мы можем взять эти этические системы, которыми философы пытались определить, что правильно и что не правильно в реальном мире, и посмотреть, насколько точно они описывают моральную структуру истории в случае «Гандам Винг».
Три наиболее значительных мыслителя по теме нравственности в истории философии — это Аристотель (384—322 до н. э.), Иммануил Кант (1724—1804) и Джон Стюарт Милль (1806—1873). Ни один из них не создал уникальную этическую систему, каждая из систем соотносится с тремя главными подходами к этике — этика добродетели, деонтология и консеквенциализм.
Джон Стюарт Миллиардо
Джон Стюарт Милль заимствовал базовые принципы утилитаризма у Джереми Бентама (1748—1832), своего коллеги и учителя. Однако Милль пересмотрел и расширил систему своего учителя в книге «Утилитаризм» и создал более сложную философию, которая сделала его более репрезентативным, чем Бентман.