Манговая дудочка

НАКАНУНЕ ПРАЗДНИКА

Близился праздник в честь Шивы. Боддона́тх Моджумда́р с тетрадью для записи пожертвований пошёл по домам.

— Нет, господин, — сказал ему Хорихор, — в этом году брать с нас целую рупию будет несправедливо. Я не в состоянии дать целую рупию.

— Будет труппа Нилама́ни Хаджри́, — возражал Боддонатх. — Её ещё никто не видел в нашей деревне.

Праздника осталось ждать недолго. По деревне ходили санья́си[51], участники праздника; они пели и плясали. Дурга и Опу, забыв о сне и еде, бродили за толпой саньяси из квартала в квартал. Одни угощали саньяси, одаривали старым платьем, деньгами, случалось, дарили даже кувшины. А другим нечего дать, кроме горсти риса. Поэтому в бедные дома саньяси не любили заходить. Так в течение десяти дней саньяси обошли всю деревню, потом наступил канун самого праздника.

Вечером в этот день под фиговым деревом саньяси должны были показать танец с палками.

— Танец с палками будет не под тем деревом, что в прошлом году, — прибежав домой, сообщила Дурга. — Саньяси выбрали большое дерево на берегу реки.

Дурга и Опу вместе с другими детьми квартала поспешили на берег реки. После того как танец с палками кончился, все отправились туда, где на следующий день должен был начаться праздник.

Вокруг этого места вырубили все деревья, скосили траву. Здесь Дурга и Опу встретили девочек из дома Бхубона Мукхерджи — Рану, Пунту и Туну. Дома их держали в строгости, девочкам не разрешали бегать куда захочется, как Дурге. Они еле-еле упросили старших разрешить им прийти сюда.

— Сегодня ночью саньяси пойдут на ночное бдение на кладбище, — сообщила Туну.

— Я знаю, — ответила Рану. — Если человек умрёт, его завяжут и понесут на кладбище под дерево чхати́м. Там его оживят. Потом они принесут голову мёртвого и будут читать всякие заклинания.

— Я знаю одно заклинание, — заявила Дурга. — Хотите, прочту?

Она прочла стишок, засмеялась и добавила:

— Какая красивая кукла Гоштабиха́ра будет участвовать в представлении! Я ходила смотреть её в дом Дашу́ Кума́ра. Ты видела, Рану?

— А насчёт головы мертвеца — это правда? — спросила Пунту.

— А то нет! Вот пойди туда поздно ночью, сама уви́дишь, — подтвердила Рану. — Мы возвращаемся домой. Пошли с нами: сегодня ночью быть на улице — не к добру. Вы идёте, Опу, Дурга?

— Почему не к добру? — допытывался Опу. — Что будет сегодня ночью?

— Об этом нельзя говорить! — таинственно сказала Рану. — Иди лучше домой.

Дурга ушла с ними, а Опу остался. Он не заметил, как спустились сумерки. Опу пришлось одному возвращаться домой, на дороге он не встретил ни души. Мальчик наслушался рассказов о кладбище и о головах мертвецов, и теперь его пробрал страх. У бамбуковой рощи на повороте он почувствовал какой-то странный острый запах. Опу ускорил шаг и повстречался с бабушкой своего приятеля Нере. Она шла на место празднества и несла приношение. Опу сначала не узнал её в темноте.

— Чем это пахнет, бабушка? — спросил он.

— Разве ты не знаешь? Сегодня все «они» вышли. Поэтому и запах.

— Кто «они», бабушка?

— Как это — кто? Воинство бога Шивы! Вечером нельзя называть «их» по имени.

Опу словно что-то кольнуло. Тёмная ночь, на небе чёрные тучи, рядом бамбуковая роща, непонятный запах и это воинство Шивы — духи и демоны, — сердце маленького мальчика затрепетало от страха в ожидании чего-то таинственного, неизвестного и ужасного.

— Как же я теперь пойду домой, бабушка? — испуганно спросил Опу.

— Зачем спать в такую ночь, как сегодня! — проворчала старуха. — Пойдём со мной! Я несу горшок с приношениями для праздника.

БУДЕТ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ!

Вся деревня с нетерпением ожидала приезда актёров.

Когда наступил вечер и бродячие актёры не приехали, все сказали:

— Завтра утром они обязательно приедут.

Когда же наступило, а затем прошло утро, все стали ожидать вечера…

Опу поел и искупался перед сном. Всю ночь он не мог уснуть, ворочался в постели с боку на бок. Будет представление! Будет представление! Будет представление!

Дурга тайком сходила на место празднества и, вернувшись, рассказала, как там всё красиво убрано, как колышется на бамбуковых палках синяя и красная бумага. Неужели, думал Опу, там на площади, где он обычно играл в ракушки, на этом невзрачном и знакомом месте, завтра произойдёт такое необычное событие — состоится праздник и выступит труппа Ниламани Хаджри! Будет представление! Опу не верилось.

Неожиданно по деревне разнёсся слух, что актёры приедут вечером. Кровь ударила в голову Опу. С полудня он стоял с ребятами на углу квартала и ждал, когда же они приедут. Перед самым вечером появилась повозка, запряжённая одним волом, за ней ехали ещё одна, две, три, четыре, пять повозок, они везли костюмы. Поту радостно считал повозки на пальцах.

— Опу, — предложил он, — пойдём за ними туда, где они остановятся.

За повозками шли актёры. Волосы у всех были расчёсаны на пробор. Туфли многие несли в руках, чтобы не снашивать в дороге. Поту, указав на одного из актёров, бородатого человека, высказал предположение:

— Наверное, он играет раджу́[52]. Правда, Опу?