Мангуст

И если бы на ее месте был любой другой комиссар, Иризарри бы не поверил. Но он видел, как Сандерсон твердо стояла перед крысиной-маткой, и видел, как она отвернулась, и ее вырвало, когда она хорошенько рассмотрела то, что сделала с монстром Мангуст. Если ей хотелось его поблагодарить, он был обязан смирно принять ее признательность и посидеть с ней.

— Хорошо, — согласился он.

И неловко добавил:

— Спасибо.

Они отправились в один из туристических баров «Кадата»: яркий, затейливый и жизнерадостный, совершенно непохожий на простые железобетонные бары, к которым привык Иризарри. Но он понимал, почему Сандерсон выбрала именно этот. Здесь никто, за исключением, может, бармена, не подозревал, кто она такая. Пристальный взгляд его широко раскрытых глаз означал, что их обслужат на высшем уровне: быстро и без лишних слов.

Иризарри заказал «Розовую даму» — ему нравился этот коктейль, и Мангуст от восторга сделалась такого же розового цвета с розетками в тон к вишне Мараскино. Сандерсон заказала неразбавленное виски, которое едва ли походил на то, что пробовал Иризарри в свою бытность на планете. Она отпила изрядный глоток, поставила бокал на стол и начала разговор:

— Мне так и не удалось спросить у Слайдера Джона вот что: как ты заполучил своего чешира?

С ее стороны вспомнить о Спайдере Джоне и Демоне было умно, но Иризарри все равно не был уверен, что она достойна выслушать его историю. Когда молчание затянулось, Сандерсон снова взяла бокал, глотнула и заявила:

— Мне известно, кто вы.

— Я никто, — сказал Иризарри.

Он не позволил себе напрячься, потому что для Мангуста этот сигнал не прошел бы незамеченным, а она была довольно-таки раздражительна, и он не знал, что она вытворит. Может, она сочтет вполне уместным разодрать Сандерсон физиономию.

— Я обещала, — напомнила Сандерсон. — Никаких угроз. Я не пытаюсь вас выследить, не задаю вопросов о той даме, с которой вы раньше работали. Я просто спрашиваю вас о том, как встретились вот с этой. Причем вы не обязаны мне отвечать.

— Верно, — мягко проговорил Иризарри. — Не обязан.

Но Мангуст, все еще розовая, обвилась вокруг его руки, исследуя бокал — никоим образом не содержимое, ибо запах алкоголя отбивал у нее всякий интерес, но перевернутый вверх тормашками конус на соломинке в бокале. Она питала пристрастие к геометрии.

В этой истории не было ничего такого, что могло бы кому-нибудь навредить. И потому он рассказал:

— Тогда я пробирался мимо лун Юпитера… о, уже целых пять лет назад. По иронии судьбы, я застрял на карантине. Не из-за паразитов, виной тому была черная гниль. Попал туда надолго, это было… ужасно.

Он взглянул на нее и увидел, что ему совсем не обязательно тщательно обдумывать слова.

— Там же застряли в своем громадном допотопном корабле аркхемцы. И когда нормированная вода совсем иссякла, нашлись такие, которые сказали, что аркхемцам ее давать не надо, — сказали, что, если бы дело обернулось по-другому, они бы нам точно пить не дали. И тогда, когда аркхемцы послали одну из своих дочерей во имя искупления…

Он до сих пор помнил ее жуткий крик, когда в детском голосе звучал ужас зрелой женщины. Содрогнувшись, он продолжал:

— Я поступил единственно возможным для себя образом. После чего мне было безопасней находиться на их корабле, чем на станции, поэтому я провел с ними некоторое время. Их Профессоры позволили мне остаться. Они люди неплохие…

И вдруг поспешно добавил:

— Не скажу, что понимаю, во что они верят или почему, но они были добры ко мне, они делились водой с командой корабля. И само собой, у них были чеширы. Повсюду чеширы — наичистейший стальной корабль из всех, которые мне довелось повидать. Ко времени окончания карантина народился помет. Джемима — маленькая девочка, которой я помог, — настояла, чтобы мне отдали лучшего детеныша, им оказалась Мангуст.

Мангуст, которая знала, как складываются губы Иризарри при произнесении ее имени, начала урчать и нежно тереться головкой о его пальцы. Он приласкал ее, чувствуя, как отпускает напряжение, и сказал:

— К тому же, до того как начались все эти сложности, я хотел стать биологом.

— Ха! — выдохнула Сандерсон. — Вам известно, кто они?

— Прошу прощения? — Он все еще размышлял об аркхемцах, приготовившись к обычным вопросам из разряда суеверной чепухи: демоны они, колдуны или ни то ни се.

Но Сандерсон сказала:

— Чеширы. Знаете, кто они?

— Что вы подразумеваете, спрашивая, кто они? Они чеширы.

— После Демона и Спайдера Джона… Я кое-что почитала и нашла Профессора или даже двух — да, аркхемцев, — чтобы задать им вопросы. — Она чуть улыбнулась. — Занимая этот пост, я обнаружила, что люди часто с готовностью отвечают на мои вопросы. И я выяснила. Они брандашмыги.

— Полковник Сандерсон, не хочу показаться невежливым…

— Полувзрослые брандашмыги, — продолжала Сандерсон. — Обученные, плодящиеся и целенаправленно остановленные в росте так, чтобы никогда не достичь полной зрелости.

Тут Иризарри понял, что Мангуст внимательно следит за происходящим: она поймала его руку и заявила весьма категорично: «Нет».