Мангыстауский фронт

Как-то сайгачиху увидел возвращающийся в лагерь Нурали. Возможно, она признала своего спасителя — подошла к джигиту и ткнулась холодным носом в его руку. Это своеобразное приветствие стало повторяться каждый раз, как только Нурали приезжал с работы. Только теперь он обязательно вытаскивал из кармана куртки печенье и угощал им сайгачиху. Она с хрустом ела сладости и в следующий раз с нетерпением подкарауливала Нурали у дороги.

Но в один из дней сайгачиха не взяла из рук Нурали печенье, а тихо пошла, оглядываясь на него, словно приглашая идти за ней. Нурали последовал за сайгой. Войдя в дом Кунимжан, увидел — хозяйка, больная, лежит в постели…

Он поспешно объяснил:

— Никогда еще не видел такого умного животного. Она дожидалась меня за лагерем и привела к вам.

— Действительно, хорошо придумала, — ответила молодая женщина, но тут же спохватилась, испугавшись, как бы Нурали не истолковал ее слова по-своему, покраснела. Чтобы исправить свою, как ей показалось, оплошность, продолжала для ясности: — Она, как ребенок, привязалась ко мне…

Что влекло его к Кунимжан, Нурали и сам толком не знал. Почти каждый раз, направляясь к ней, он вспоминал прежние, тяжелые для нее дни и очень боялся неосторожным словом или жестом ранить ее сердце. Тем не менее какое-то смутное, безотчетное чувство не давало ему покоя, и, как только кончалась рабочая неделя, это чувство тянуло, нет, почти гнало его в поселок. В сердце, помимо воли, вселилась потребность хоть несколько минут говорить, хоть одним-единственным словом обменяться с нею… Он видел, знал точно: мысли и сердце женщины принадлежат не ему, а другому джигиту, хотя того уже и нет вовсе на свете. И все же он желал и ждал этих минут.

Однажды Кунимжан сама поспешила к нему навстречу. Поздоровавшись, с чувством какого-то внутреннего облегчения сообщила:

— Завтра уезжаю в Алма-Ату. Еще весной посылала документы… хочу поступить в мединститут, получила вызов на экзамены. Собиралась пойти к вам в контору, да вот встретила… — И погладила по белой шее сайгачиху, которая стояла рядом. — Как останется здесь без меня? Собралась отпустить ее в степь, а она не уходит, обратно за мной бежит. Если вы не против, я верну вам ваш подарок, примете? Она к вам привязалась не меньше, чем ко мне.

Нурали почти ничего не слышал, что говорит Кунимжан, кроме слов «завтра уезжаю». Он был весь в смятении, искал и не находил, каким же образом отвратить эту новую для него душевную утрату.

— Конечно, — проговорил он наконец, как сквозь сон, — оставь ее у меня.

— Если провалюсь на экзаменах и приеду, — продолжала Кунимжан, мягко улыбаясь, — вернете мне свой подарок обратно. — И снова ласково погладила сайгачиху.

— Хорошо, очень хорошо, — твердил, как заведенный, Нурали, все не находя подходящих слов. У него, честно говоря, не было сейчас более искреннего желания, кроме одного: чтобы Кунимжан не приняли в институт… Он просто не думал в этот миг, что одно дело — желание его, другое — жизнь. Не мог он тогда знать, что Кунимжан в Кзыл-Тас не вернется. Она поступит в мединститут, останется жить в Алма-Ате.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Нет для человека более святого чувства, чем любовь к Отчизне. Это чувство невидимыми нитями, крепче волосяного аркана связывает каждого с тем местом, где он родился. И как невозможно разорвать волосяной аркан, так невозможно уничтожить в сердце человека его любовь к Родине. Ну, а если случится, что кто-то ненароком порвет с родной землей, сердце его в тоске ни на минуту не даст забыться.

Кунтуар глубоко любил свою Родину и с тех пор, как помнит себя, бережно хранил в себе это чувство. В дни военных невзгод он не боялся отдать жизнь за родную Отчизну. И только случай привел к тому, что на передовой вражеская пуля пробила ему не сердце, а ноги.

Иной человек, не сумевший когда-то, еще в дни молодости, осуществить заветную мечту, живет потом всем на свете недовольный. Ему жизнь не в жизнь и радость не в радость. Даже если и приходит достаток или удача — ему все не то, все не так.

Кунтуар не из таких. Он умеет радоваться даже самой малой своей удаче. Если день прожит без огорчений, в труде, он считает это счастьем, потому что саму жизнь воспринимает как великий дар, как радость!

Так было и раньше, так это и сейчас.

В последние годы он успешно занимается выявлением и изучением памятников сакской эпохи не только на территории Казахстана, но и всей Средней Азии. Им открыто несколько крепостей саков или родственных с ними племен, живших за пятьсот, за тысячу лет до нашей эры. Эти крепости — на берегах Ишима, Нуры, Иртыша, Сырдарьи, Аральского моря и в Семиречье.