Мангыстауский фронт

— Пока останемся.

Кунтуар снова склонился над записями. Жаннат не отошла, так и стояла, смущенная, в прежней позе. Ученый поднял на нее взгляд, пытаясь понять: чего она ждет?

— Хочешь сказать что-то? — спросил он.

— Да.

— Говори, я слушаю.

— Вернули вам рукопись?

— Э-э, вот ты о чем. Кто же ее вернет?!

— Это должен сделать один человек, по имени не то Меилжан, не то Сеилжан.

— Откуда ты все это взяла? Может, пояснишь?

Девушка растерялась: в порыве нахлынувшего волнения она, кажется, выдала то, о чем должна была молчать. Потом решительно встряхнула головой и заговорила быстро, сбиваясь и горячась, словно боялась, что ей не поверят:

— Перед самым нашим отъездом в Кайракты к нам позвонил какой-то парень. Армана дома не было, трубку взяла я. Незнакомец говорил сердито и резко: «Передай своему мужу, что я уже неделю таскаю дневники археолога, который не только выкупать, но даже и разыскивать их не помышляет. Сколько мне еще с ними возиться? Если выбросить — найдет кто, будет шум, дойдет до милиции. Уж кому-кому, а твоему Арману не поздоровится. Это точно. Я решил отдать рукопись одному человеку». Дальше он назвал имя… или Сеилжан, или Меилжан. И добавил: «Это молодой ученый, тоже археолог, должен знать Кудайбергенова. Приложу записку, пусть отдаст рукопись старику. И еще скажи мужу, пусть меня не ищет». Я не успела даже спросить, кто звонил, трубку бросили. Когда пришел Арман, рассказала ему все, но он ничего не понял, потому что ни о какой потерянной рукописи не слыхал.

— Интересно, очень интересно, — ошарашенно повторял Кунтуар. — Никто пока ничего не приносил, никто не звонил. Ну, дела!

— Должны принести, — уверяла Жаннат.

— Если принести, то уж пора бы: прошло больше двух месяцев с того дня. Так что сомневаюсь. Это не простая рукопись, а дневник. Там есть и ценные записи: научные предположения, мысли, выводы. Попадет дневник в руки заинтересованных людей, вряд ли они расстанутся с ним добровольно. — Археолог вдруг быстро встал, озорно улыбнулся: — Ничего, украли-то всего-навсего рукопись, а не меня! Восстановлю записи по памяти.

На самом деле все обстояло так.

Как-то Арман, уже перед самым отъездом в экспедицию, заглянул к одному из своих приятелей. Тот не изъявлял большого желания где-либо трудиться, любому делу предпочитал вино и карты. Однажды парень проигрался, как говорится, до последней нитки, но азарт брал свое, и он задолжал. Наступил момент, когда он готов был на все, лишь бы добыть денег и отдать долг наседавшим на него партнерам. Арман подсел к нему и сказал, посмеиваясь:

— Разве деньги для такого человека, как ты, проблема? Могу подсказать, если сам не соображаешь. Вот в доме напротив проживает одна знаменитость — археолог. Окна всегда нараспашку, а на столе — ценнейшие бумаги. В доме ни души, дворняжки тоже нет. Заходи, бери чего хочешь. Если прихватить важную рукопись, бьюсь об заклад, завтра же в «Вечерке» прочитаешь объявление, что ученый готов дать вознаграждение тому, кто принесет эту самую писанину. Так что можешь не считать меня своим другом, если через день-другой не положишь в карман тысчонку.

— Уж до чего же у тебя все просто, расписал как по маслу! — невесело улыбнулся парень в ответ. Сам же смекнул, что, пожалуй, это дело может выгореть.

Что было дальше — известно. Не случилось одного: человек, которому была подброшена рукопись, не спешил отдать ее автору. И Кунтуар постепенно свыкся с мыслью, что дневники для него утеряны навсегда.

Правда, сразу после кражи он, можно сказать, лишился покоя, звонил о пропаже в милицию. Но ему и в голову не приходило, что рукопись может быть возвращена за вознаграждение. Он был убежден: раз ее не вернули, значит, она попала в руки человека, во всяком случае, не желавшего Кунтуару добра. И собирался зимой, когда полевых работ нет, сесть за восстановление дневника по памяти. Это решение несколько успокоило археолога, и утрата самого дорогого для него труда переживалась уже не так остро.

Кунтуар еще некоторое время посидел над своими записями, что-то перечеркивая в них, что-то добавляя. Потом подошел к сыну, который стоял с незнакомым джигитом, только что прибывшим на «Волге» из города.

Даниель обратился к отцу:

— Знакомься, папа. Кандидат исторических наук Сурыкбаев. Мы вместе учились в университете.

Молодой человек протянул руку старому ученому:

— Пеилжан!

— Кунтуар… — Археолог пристальным, изучающим взглядом окинул парня: бледное, болезненное лицо, худющий и сутулый. «Нет, я никогда не видел этого человека, но имя его где-то уже слышал…»

— Давно защитились?

— Около трех лет назад.

— Где работаете?

— В Институте истории Академии наук.

— А-а… Хорошо. Ваша машина?

— Да.

— Сами и водите?

— Да вроде бы пока рановато обзаводиться шофером. — Пеилжан старался вести разговор шутливым, непринужденным тоном.

Кунтуар в раздумье, словно сам себе, говорил:

— В ваши годы у нас, в лучшем случае, имелся собственный простенький костюм. А сейчас… Это же просто замечательно: и кандидат — значит, серьезно занимаетесь наукой, и шофер — значит, смыслите в этом деле. Размах!