Мангыстауский фронт

И вот однажды, вынужденно прогуливаясь по улицам, все в те же оговоренные вечерние часы, Арман лицом к лицу столкнулся… с Ахметкали. Хотел было пройти, но старый рабочий сразу узнал его:

— Дорогой мой! Да ты ли это, Арманжа-ан? — говорил обрадованно мастер.

«Арманжан!» — отозвалось в сердце парня, и оно заныло. Так всегда называла его мать. Арманжан… Сейчас это теплое, ласковое обращение, произнесенное устами старого Ахметкали, снова воскресило былое. И, словно вылетевшие стаей веселые птицы, перед Арманом мигом пронеслись его беззаботные, счастливые дни. На глаза навернулись слезы. Он постеснялся даже взглянуть на старого рабочего и только ответил голосом, полным неутешных страданий:

— Да, Ахметкали-ага, это я.

— Жив, оказывается! Где ты, чем занимаешься? Как дети, жена? Все здоровы? — мастер засыпал его вопросами.

Арман, потупясь, молчал.

— Чего это ты, будто воды в рот набрал? — забеспокоился Ахметкали.

Месяц вынырнул сквозь разрывы облаков, осветил все вокруг. Ахметкали всплеснул руками:

— Худющий-то, испитой прямо. Что с тобой?

— Судьба жестоко наказала меня, — отвечал через силу Арман, так и не смея взглянуть на мастера.

— Да, чую, с тобой, брат, что-то неладно. Прямо не узнать. Говори же, что случилось?

Они медленно шли по тихой улице. И Арман доверительно рассказал старому мастеру все.

— Вот до чего я дошел, — закончил он свою исповедь.

— Ну и ну, наломал дров, — недоуменно сказал Ахметкали. И долго молчал, сосредоточенно нахмурив брови. — Здесь сразу-то и не найдешься что посоветовать. Как говорила одна старуха: «Проклясть — единственный, не проклясть — поганый». Ругать тебя — жалко, и так одна тень осталась. Не ругать — сердце не терпит твоей подлости… Да тут хоть ругай, хоть проклинай — все без толку, если сам за себя не возьмешься. — Ахметкали снова помолчал — Не понял ты, оказывается, сколь много тебе в жизни было дано. Ценить ее не научился. А ведь мог… Не без способностей же… мог занять свое место в жизни. Каждый человек должен занять свое место. Неважно, ученый ты или рабочий. Но если знаешь свое дело — уже можешь гордиться этим. В прошлый раз какую изумительную скульптуру сработал! Выразительность какая! Я решил, что ты дело свое нашел. Думал, выйдет из парня настоящий специалист, настоящий человек. А ты… — Ахметкали сокрушенно махнул рукой и отвернулся. — Потом, — продолжал он, — это ужасно: взять и просто так, ради собственной блажи, бросить жену. И из-за кого? Из-за какой-то размалеванной куклы, попугая. Любовь, говоришь. В таком случае как же ты женился на Жаннат, без любви, что ли? Если и вправду не по любви, то зачем женился? Нет, дорогой мой, семья — не хвост петуха, верти куда хочешь. У тебя, видно, ни в тот, ни в этот раз не было настоящей любви, а так… Потом, — Ахметкали с суровым укором посмотрел на Армана, — как это ты смог оставить детишек! Казахи говорят: дети — часть твоего сердца. Как же ты ушел от них со спокойной душой?

Арман молчал, но каждое слово Ахметкали попадало в цель, и парень весь горел от стыда. «Все верно, все очень правильно говорит этот добрый человек. Разве я думал о детях? Игрушки им ни одной не купил, на руки их ни разу не взял… Не отец, а отчим. Как говорила бедная мать, при жизни своей оставил собственных детей сиротами».

— Начни все сначала. Иди работать, вернись в семью.

— Кто меня там ждет… Вряд ли согласится на это Жаннат. Не принес я ей счастья.

— Это уж точно. Но если Жаннат любит тебя, она простит все. — Ахметкали даже чуть повеселел. — Радуйся, что такая молодая и красивая женщина все еще не вышла замуж. Наверное, все-таки любит тебя, шалопая.

Арман почти вскрикнул, так как мастер ответил на терзавший его вопрос:

— Неужели не вышла?

Ахметкали понял, как рад Арман. И засмеялся:

— Думаешь, все такие, как ты: хватай любого, кто только вспорхнет около тебя голубем?

Через три дня Ахметкали уехал на курорт в Крым. Однако перед этим все-таки успел устроить Армана на работу. Он был уверен, что человек получил от жизни крепкий урок, теперь будет более добросовестно относиться к делу. И в семью вернется.

Не знал того старый мастер, что он и на этот раз ошибся…

Поначалу Арман был рад, что его приняли на прежнюю работу. Он решил немного прийти в себя, а потом уже искать пути к примирению с Жаннат. Парень упорно следовал намеченному плану и старался не пить. Однако через полмесяца, после первой получки, Жаксыбай заявил своему квартиранту:

— Сегодня вечером приезжает на курсы методист Дворца культуры. Жить в общежитии ей не хочется. Так что подыскивай себе другую комнату.

Делать нечего. Арман оделся, вышел на улицу, и снова перед ним встал все тот же вопрос, куда идти? Может, все-таки решиться — к Жаннат? Нет, что он скажет ей? Явился гол как сокол? Чтобы осмыслить все спокойно, решил сперва поужинать в ресторане.

Настроение — хуже некуда. Чтобы хоть чуть подбодрить себя, заказал сначала пива, потом… водки.

Он не помнит, сколько там просидел. Когда ресторан закрывали, ночной сторож вывел Армана на улицу. Ноги пьяного еле передвигались.