Мангыстауский фронт

Михайлов проверил уже все стены могилы, спустился в нишу и стал бить ломом по дну. Удар, второй, третий и… лом заскрежетал о металлический предмет. Василий отбросил лом и начал руками разгребать землю — благо, грунт оказался мягким. Примерно через полчаса он обнаружил новую, более глубокую нишу… Внутри ее сверкали какие-то золотые вещи! В волнении парень снова слегка засыпал углубление и со всех ног бросился к Кунтуару.

Спустя некоторое время из могилы были извлечены кинжал, пиалы и другие золотые и серебряные предметы. Но ни один из них не был выполнен в «зверином стиле» и не относился к эпохе саков. Бурю мыслей и чувств вызвал у Кунтуара неотшлифованный золотой слиток, величиною с яйцо. Если бы в могиле был схоронен вождь саков, слиток обязательно был бы украшен рисунком в том же «зверином стиле». Но древние люди положили слиток в первозданном, в его природном виде. Почему? Кунтуар взял его в руки, с улыбкой заговорил:

— Теперь уж ни Ергазы, ни его приспешники не скажут, что мы не приносим пользы государству. — И с благодарностью взглянул на Михайлова: — Быть тебе истинным археологом, Василий Иванович. Поздравляю от всей души! Сегодня ты опроверг мнение обывателя, что золото совратит с пути истинного даже ангела. Сегодня ты видишь в этом слитке нечто более дорогое, чем золото, — служение науке. Спасибо тебе сердечное, дорогой мой друг!

Когда несколько улеглось его первое волнение, Кунтуар проговорил в раздумье:

— В археологии дорого не золото, а то, о чем оно рассказывает миру. Судя по всему, получается, что в эпоху бронзы здесь существовала еще одна, вроде бы переходная культура. Конечно, все прояснят последующие исследования. Пока бесспорно только одно: захоронение относится к первым векам эпохи бронзы.

— В таком случае откуда же здесь каменный топор и сосуды? Разве, это не свидетели каменного века?!

— Так-то оно так, — отвечал Кунтуар. — Загадок много. Но верю, раскроем и их.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Арман с той самой ночи, когда пришел к Биби домой, тут и остался. Родители только что прислали своей дочери очередную сумму денег. И молодые люди, не страшась завтрашнего дня, жили весело.

— Я хочу, чтобы ты развеялся, — говорила Биби, обнимая Армана. Длинными пальцами она зачесывала ему на пробор волосы, спадающие на лоб. — С нами за последнее время стряслись ужасные вещи… Надо все раз и навсегда забыть. Если все это нести в душе, можно сойти с ума!

Женщина взяла с тумбочки бутылку коньяка, налила в маленькие рюмки Арману и себе. Потом надкусила шоколадную конфетку и лукаво подмигнула:

— Половину — тебе!

— Прелесть ты моя! — Арман нежно обнял ее и прижал к себе.

— Нет, это ты награда за все мои мучения! — ласково ворковала Биби.

Так прошла неделя. Беззаботная и веселая. На восьмой день Биби предложила:

— Давай уедем отсюда, иначе все здесь будет напоминать о прежнем. Мои предки примут тебя с радостью!

В Армане взял верх его легкомысленный характер. Выпивки и веселье, объятия женщины, о которой столько мечтал, — все увело его от горя, дало возможность забыть тягостные дни. Арман боялся даже вспоминать о тех неурядицах, с которыми столкнулся недавно. Заботы о семье, работа на камнепилке казались сущим адом. Какой бы он ни был пьяный, а вспомнив об этом, сразу трезвел.

Предложение Биби представлялось тем единственным путем, который избавит его от всего прежнего. И Арман быстро согласился уехать из Кайракты.

А Жаннат сразу, как Арман не пришел домой, поняла, где он может быть. Что оставалось делать? Бежать к нему? Разыскивать? Просить вернуться? Нет, она не сделала этого сама и никого не просила об этом. «Что ж, пусть делает, что хочет, пусть!..» — думала Жаннат.

Однажды к ней зашла знакомая женщина и рассказала:

— Кажется, твой Арман с этой-то… собрались уезжать. Сидят с чемоданами в аэропорту.

— Вот и хорошо. Пусть уезжают, хоть видеть их не буду, — ответила Жаннат и вроде бы внешне на какое-то время даже успокоилась.

Только несколько дней спустя спохватилась: а может, зря не поехала в аэропорт и не привела его за руку домой? Он же бесхарактерный…

Да, нередко так и бывает. В самую критическую минуту любящее сердце не прощает. Оно обидчиво и не дает человеку возможности трезво подумать.

Как и говорила Биби, ее родители встретили нового зятя с распростертыми объятиями. Мать говорила: «Вот и у нас, слава богу, все устроилось. К дочери пришло наконец счастье». А после того, как узнала, что Арман — сын профессора Ергазы, и вовсе воспрянула духом. Раньше она всякий раз тяжело вздыхала, вспомнив о своей единственной, похожей на нее, дочери, которая вышла замуж за обыкновенного «аульного учителя»… Теперь, думалось ей, дочь приобрела наконец надежную опору в жизни.

Правда, обычно тихий, муж ее нет-нет да возмущался тем, что в течение года дочь дважды выходит замуж. Женщина зло спрашивала:

— А чей же это у нее характер? Не твой ли, дорогой мой?

Муж сокрушенно отворачивался, тихо мямлил:

— Я женился только раз.