Мангыстауский фронт

Из-за гостиницы вышел пес, потянулся, зевнул, сделал нелепую восьмерку, обходя спящих и принюхиваясь. Потом остановился, поднял морду. Далекий, едва уловимый вой донесся из пустыни. Пес откликнулся. Он пел свои песни среди звездной ночи, и непонятные звуки уносились во мрак. Шерсть на его загривке была пронизана желтым тревожным светом. В раскосых глазах лежало несчастье.

Джигит, спавший под карагачом, проснулся, сел на спальном мешке, почесывая грудь.

— Ай, шайтан, — забормотал он, зашарил рядом с собой. Коротко размахнувшись, швырнул в собаку пустой бутылкой. Пес отскочил, заворчал, тенью мелькнул за воротами.

— Зачем пса обижаете? — сказал Жалел.

— Чего? — не понял парень. В неверном призрачном свете его лицо, туго обтянутое кожей, напоминало лошадиный череп: длинное, с большими плоскими скулами и глубокими глазницами.

— Помешал вам пес?

— А-а-а, и тут от них покоя нет. — Повалился на мешок, ровно задышал.

Зловещая тишина повисла над миром. Черное небо с беззвучными звездами. Немой двор, захлестнутый арканом глинобитной стены. Безмолвная степь, начинавшаяся невдалеке. Пусто, одиноко, безнадежно. Неясная тревога, какое-то смутное предчувствие беды навалилось на Жалела.

«Вчера надо было ехать… На попутной… Подъезжал бы к Узеку. Или доехал бы уже… Обнял бы брата». И от одной мысли, что Халелбек — спокойный, рассудительный человек, на которого можно положиться в любом сложном и тонком деле, открыть душу, сказать самое сокровенное, зная, что он не осудит, не начнет читать нравоучений, — вот здесь, рядом, всего в нескольких часах езды, и Жалел, наверное, увидится с ним сегодня к вечеру или, быть может, раньше, — стало легче на сердце. «Брат, брат… Если бы ты знал, как не хватало тебя… И как хорошо, что ты есть, что можно прийти к тебе, поговорить или просто помолчать…»

Жалел пошел к гостинице. Медленно, растягивая время. Казалось, ночь никогда не кончится.

IV

Такого знойного лета, как в тот год, когда началось освоение Узека, никто припомнить не мог. Конечно, и раньше были жаркие годы, но чтобы в единственном поблизости озерце, где водилась рыба, водная живность собралась в середине и, еле шевеля плавниками, вместе — хищники и жертвы, — такого не было. Мангышлакская земля, сожженная солнцем, походила на пепел. Ящерицы, змеи, жуки, которые одни только и могли еще жить в ней, потихоньку ночами уползали на север, поближе к Мугоджарам, или на запад — к горам Каратау. Вокруг пересохших колодцев тучами носились слепни, комары, оводы и прочие кровососущие твари. Они окружали скот, приближающийся к воде, нападали на него и жалили до тех пор, пока обезумевшие животные с ревом не мчались обратно в пустыню. Даже верблюды искали тень. Но где она на полуострове? Гордые представители отряда мозоленогих жались к стенам кибиток или, собираясь вместе, прятали головы под животами друг у друга.

Работы в Узеке, несмотря на жару, шли своим чередом. Скважина, которую начал бурить Халелбек, уже перешла тысячный рубеж. Долота на буровых Ораза Аширова и Валентина Шилова приближались к отметке восемьсот тридцать метров. Через несколько сотен метров, а на скважине Халелбека и раньше — через десятки! — снаряды должны пробиться к нефтеносному пласту. На новой структурной карте, над которой работал Жалел, сравнивая ее с той, что составил Салимгирей (он определял первые точки под узекские буровые), это четко просматривалось.

Скрипнула дверь. Жалел поднял голову.

— Салам алейкум, — поздоровался он с Тлеповым.

— Алейкум ассалам, — устало ответил тот, садясь на стул. Лицо худое, черное от солнца и тревоги, но одет как обычно: свежая сорочка, модный галстук — шнурком, светло-серый костюм. Даже складка на брюках такая острая, что, того и гляди, порежешься… Жалел, который ходил в чем попало, с завистью посмотрел на Жандоса: как он ухитряется, живя в пропыленной палатке, выглядеть щеголем? Будто обитает в доме со всеми удобствами и дом тот стоит не посреди пустыни, а на сверкающей улице южного курорта, среди кипарисов и пальм.

— На совещание в Форт? — спросил Жалел.

— Нет, с совещания… С нашими аксакалами толковал… Пересыхают колодцы. Все дальше и дальше гоняем машины.

— И что аксакалы?

— В Уш-Хан советуют съездить.

— Дело. Отец рассказывал: вода прямо нарзан!

— Отец ваш и подсказал. Уш-Хан… Три хана. Странное название.

— Говорят, что из-за этих родников когда-то насмерть сражались. Враги захватили воду, крепость поставили. Тогда три рода объединились и ударили… Страшная была резня. Отбили воду. Отсюда и название…

— Вон оно как… Уж не такой ли жаркий год и тогда был?

— Не знаю, — нахмурился Жалел. — В обычный-то год здесь от воды все зависит. А в нынешнем… Я вчера ради интереса пытался в земле трещину измерить — и дна не достал…

— Да… Пекло. Если вода в Уш-Хане есть и дорога подходящая — пошлем туда водовозки.