MANIAC

Он ослаб от голода, кружилась голова, путались мысли, он всё думал о своем последнем ходе, в уме один за другим проносились способы избежать проигрыша, а в ушах грохотал хохот датчанина. Королева, пожертвовать, пат, королева, пат, пожертвовать, вдалеке голоса зовут его по имени, стадо коров, колокола, пожертвовать, год псу под хвост, пат, коровы мычат под сосной, мокрые мины, подонок, отказался, резкий затхлый запах, ядовитый вид, пастух — это волк. Как же он умудрился проиграть? Он знал, что играет лучше датчанина. По правде говоря, мыслями он был где-то далеко. Хотя он тренировался месяцами и с нетерпением ждал турнира, другая одержимость, намного более сильная, чем шахматы, пожирала его изнутри, главный вопрос, который иногда будил его среди ночи, лишал сна, заставлял сидеть в темноте и читать научно-фантастические саги под одеялом с фонариком в руке, измученного бессонницей. Младшие брат и сестра крепко спали в своих постелях, а Демис ничего не мог с собой поделать — думал о мыслительном процессе. Чем бы он не занимался, мыл ли посуду дома, делал ли уроки, ремонтировал сломанные игрушки из отцовского магазинчика на станции метро «Финчли стэйшн», он думал о том, как думает сам. Что лежит в корне его необычного интеллекта? Почему он так быстро учится? Почему ему так легко даются числа? И откуда его мозг берет ходы и стратегии, когда он играет в шахматы? У него обыкновенные родители; то есть не вполне обыкновенные, богема, по-своему странные, но в смысле математики практически безграмотные. Его отец мечтал стать композитором и одевался как его кумир Боб Дилан, а мать, женщина китайско-сингапурского происхождения, работала кассиршей в универмаге «Джон Льюис», продавала элитную мебель, которую сама не могла себе позволить. Младшие брат с сестрой тоже были вполне обыкновенными. В своей семье белой вороной был он; насмешка природы, один на миллион. Он не страдал от собственной исключительности, умел вести себя как обычный ребенок, но, как ни старался, всё не мог понять, почему так любит то, что других людей вгоняет в смертную тоску или причиняет нешуточные страдания. Но по-настоящему его тревожил не собственный выдающийся ум, а разум людей вокруг него, какими бы ограниченными они не были по сравнению с ним. Почему эволюция сделала нас такими? Зачем нам это бремя — сознание, когда можно было оставаться в блаженном неведении подобно другим формам жизни на планете; жили бы себе и умирали с поистине райским отсутствием рефлексии, чувствовали бы удовольствие и боль только здесь и сейчас, не зная мучений и блаженств, что следуют за нами изо дня в день и связывают нас в одну бесконечную цепь страдания. Он прочитал немало книг и знал, что за тысячи лет развития цивилизации мы ни на йоту не приблизились к пониманию чего-либо из этого. Сознание так и осталось неразрешимой загадкой, дилеммой, указавшей человечеству на пределы, за которые ему не позволено заходить. Демис принял бы это, если бы не одно «но»: да, до сих пор человечеству удавалось выжить даже без намека на настоящее понимание, и всё равно будущее выглядело мрачным, темным и становилось только темнее, тем временем наука, венец творения человека, развивается так быстро, что вскоре толкнет нас с обрыва в мир, к которому мы совершенно не готовы. Не надо быть гением, чтобы увидеть, как научные достижения меняют каждый аспект нашей жизни, оставляя фундаментальные вопросы без ответа. Вскоре мы подойдем к точке невозврата. Мартышкин ум завел нас так далеко, как только смог. Нужно что-то радикально новое. Другой тип разума, который сможет видеть дальше нас, дальше теней, которые отбрасывают наши же глаза. Больше нельзя терять ни минуты, играя в детские игры с нулевой суммой. Как бы ему с толком использовать свои мозги? Демис услышал, как его окликнули родители, и начал возвращаться к реальности с новой целью всей жизни. Он больше не хочет быть мировым чемпионом по шахматам. Он хочет намного, намного большего — создать новый разум, более умный, быстрый и непохожий ни на что известное людям. AGI[5], универсальный искусственный интеллект. Настоящий сын человеческий.