Маньяк между строк

Наша с Изольдой прогулка не возымела на публику почти никакого эффекта. Колготки Изольды – нарочно она напялила белые – смотрелись на мне, как лосины на артисте балета. Ее юбешка на меня не налезла, поэтому я натянул ее коралловую водолазку, которая была и ей, и мне одинаково в облипку. Куртка даже близко не сошлась, не дотянулась до талии, сидела как болеро. Я представлял из себя что-то среднее между ковбоем, матадором и пидарасом. Надо запомнить, кстати. А что – такое унисекс-дерьмо сейчас активно рвется в моду. Кроссовками и кедами мы не стали меняться. Изольда со своей челкой-истребителем смотрелась в моих джинсах и черной футболке как девочки из «Ночных снайперов». И ей впервые было хорошо. Однозначно ее стиль. Я бы сказал, если бы не сцена с ее рукой на моем причинном месте.

Пассажиры, укрывшиеся от осеннего ветра в салоне омика, вяло смотрели на нас, ухмылялись, однако в век объявленной сексуальной революции мы никого не шокировали.

Зато, когда выползли Тим с Леной, вылупились все. Лена раздобыла где-то концертный костюм в виде черного комбидресса, больше напоминавшего купальник с расшитыми золотом чашками бюста. Сразу стало ясно, чья идея была играть на переодевание. В желтых лосинах, купальнике и диадеме размером с корону Российской империи Тим смотрелся как Игорь Наджиев в передаче «Утренняя почта». Лена же была хороша даже в черных штанах и китайском свитере. Ее волосы развевались на ветру, а сама она была похожа на гангстершу из какого-нибудь американского боевика с гнусавым переводом. Капитан обещал вызвать милицию и сообщить в вуз, но не сделал в итоге ни того ни другого.

На следующей неделе собираемся повторить. Если пароходство не закроют и вообще ЕБЖ.

7.10.1996

Черное каре и тонна автозагара. Лена с Изольдой явились в образах Наоми Кэмпбелл. Лена была в африканской коллекции. Изольда – в русской. Мы с парнями достали ром. Играли в девятку на раздевание. В девятку! Никто ничего толком не увидел. Лена сняла лифчик, но не потому, что проиграла, а потому, что это надо было как-то закончить. Смешно. Вадим не смог прийти. Опять было плохо с сестрой. Срочно уехал домой.

– Ну и где тут твои хваленые парцелляции? – поинтересовался я, прочитав первые страницы дневника.

Писал парень хорошо, интересно, образно и абсолютно гладко. В качестве амулета от сглаза использовал толстовское ЕБЖ – «если будем живы». Видимо, тоже, как и писатель, собирался жить до девяноста лет. Этот Шляпник оказался неплохо эрудирован, причем в разных областях, не только в живописи или архитектуре.

Немного напрягал «персональный кошмар» и инвентаризация, но ничто из этого пока не производило впечатления невменяемости, несвязности речи и уж тем более знаменитого словесного салата шизофреника, о котором упоминают все справочники по этому заболеванию.

Вика заглянула ко мне через плечо.