Манифест Рыцаря (СИ)

— …А здесь? Вся эта плоскость, братец, я здесь всегда как голый. И так тошно, так скудно вокруг. И лорды здешние скоты, все как один. Не то, что у нас. А хозяин тутошний? О-о, Кнут его зовут. Мы-то недавно приехали, мы с ним не воюем, а своих он не щадит. Да о нём на этом берегу всякий слышал. Есть у него яма с людоедом, и кто насолит — пожалуйте! А всё почему? Никакой твёрдой власти нет. Твёрдость, как в камне, вот так-то у нас говорят. А здесь что? Мягкая грязь, тьфу! Понасажали на плоскости имений, клочок на клочке — ничего доброго это не сулит. — Очередное обещание грядущих бед прозвучало из уст неожиданно говорливого горца с неиссякаемым оптимизмом.

Были ли на самом деле лорды-горцы лучше дворян равнин? В этом у юноши возникли обоснованные сомнения. Он задумался о давно забытой Флейе. Как бы там ни было, его родина тоже относилась к Предгорьям. Следовало ли ему любить горы? Следовало ли ему любить горцев и их странные обычаи, о которых он только слышал?

Стал бы его отец — или его дед, прославленный Нэусти Лияри, — спасать осуждённую преступницу, рискуя жизнью? Подумав о собственных перспективах, Левр определился: он намерен был вовсе не спасать Туригутту. Нет. Он защищал свою честь, честь князя Иссиэля. А ещё ему нужен был дедов меч назад. Да. Это звучало гораздо лучше. Это гораздо больше шло настоящему рыцарю — которым он не был и вряд ли станет, — чем желание засыпать под истории Чернобурки. Не в первый раз юноша задумался, сколько правды было в этих историях, а сколько лжи.

Как и в его собственных путаных устремлениях. Может, всё дело было в лёгком недомогании. Он почти чувствовал жар собственного тела. Приближающаяся осень принесла прохладный ветерок, но Левру становилось всё жарче, и притом клонило в сон. К тому же телега постоянно поворачивала — накануне юноша бежал через пахотные поля напрямик, но дорога петляла, как болотная гадюка во мхах, да и возница не спешил, чтобы не побить свои драгоценные горшки.

Когда Левра тряхнуло на бревенчатых мостках, перекинутых через сточную канаву на въезде, он понял, что только что едва не упал в обморок. Это, а также тупая, горячая, разлившаяся по телу боль и необходимость скрывать своё состояние целиком заняли бы сознание Левра. Если бы не вооружённые до зубов дозорные, как раз проверяющие троих золотодобытчиков, покидающих Эбию.

Въезжающие досмотру, по счастью, не подвергались.

— Не встречали кого, дядюшка? — обратился через плечо один из дозорных к вознице.

— А кого ищете? — жадно вопросил тот.

— Да бабу одну. Покарябанная такая, каторжанка. Черноволосая, вот такого роста… татуировки на ней…

Левр сглотнул, не зная, как бы спрятаться, вжаться в телегу, превратиться в тень и скользнуть прочь. Ему показалось, один из дозорных был тот самый, которого он столкнул с плотины у мельницы. Как назло, любопытный гончар не спешил проехать мимо.

— Нет, ну до чего дошла жизнь! — возмущённо и восхищённо одновременно высказывал он, обращаясь в пространство. — Средь бела дня по нашим дорогам разгуливают преступники!

— Преступницы, — поправил его утомлённый до крайности дозорный. — И они и прежде там разгуливали. Проезжай, дядя, проезжай…

Левр же, оказавшись в Эбии, кое-как сполз с телеги услужливого гончара, порывавшегося гостеприимно проводить его в таверну и накормить, и, хромая, поспешил убраться подальше от центральной улицы.

Всё здесь было по-прежнему. Старатели спешили по своим делам. Шумно нюхали воздух запряжённые волы, качая лобастыми головами. Речушка бежала мимо городка, неся уже начинающие опадать листья к плотине… к мельнице… прямо под злосчастные ивы, где юный рыцарь всё ещё мог остаться навсегда болтаться в петле.

Туригутта Чернобурка нашла способ улизнуть из Эбии и избежать очередной угрозы смерти. Левр нашёл способ вляпаться снова.

Он покосился в сторону проулка, ведущего к зданию Дозора, — это ведь туда, на второй этаж ему нужно было проникнуть, если он всё ещё собирался спасти родовую честь и дедов меч, раз уж Туригутта Чернобурка спасла себя сама? Но тело ломило и плавило в ознобе, как, бывало, в конце зимы, во время сезонных эпидемий, и было бы самоубийством пытаться столкнуться с Оттьяром или дозорными в этом состоянии. Оставалось надеяться, что мастер-лорд всё же ложится спать не слишком поздно, если вообще не покидает ночью Эбию, направляясь ещё куда-нибудь по своим делам, хотя бы и на каменоломню.

Клонящееся к закату солнце бросило лучи на высокую башню соборного храма. Зазвучал призыв на проповедь — юноша и забыл, что наступил день общих молений. Он встрепенулся, подчиняясь впитанному с детства порядку, собрался встать на ноги, охнул, когда это не получилось, а перед глазами замелькали огненные мухи.

Он покусал губы — почти не чувствовались. Мотнул головой. Кроме боли в шее и спине, это вызвало вращение мира вокруг. В этом состоянии Левр продолжал созерцать крыша Дозора, двух воюющих чердачных котов, серого и полосатого, плохо различимый дымок из трубы, отблески солнца…